А вот как излагал мироощущение русского человека начала XX в. А.Ф. Лосев: «Не только гимназисты, но и все почтенные ученые не замечают, что мир их физики и астрономии есть довольно-таки скучное, порою отвратительное, порою же просто безумное марево… Все это как-то неуютно, все это какое-то неродное, злое, жестокое. То я был на земле, под родным небом, слушал о вселенной, “яже не подвижется”… А то вдруг ничего нет, ни земли, ни неба, ни “яже не подвижется”. Куда-то выгнали в шею, в какую-то пустоту, да еще и матерщину вслед пустили. “Вот-де твоя родина — наплевать и размазать!” Читая учебник астрономии, чувствую, что кто-то палкой выгоняет меня из собственного дома и еще готов плюнуть в физиономию» [51].
Такие же потрясения переживает общество, когда вдруг ему представляется его иной образ. Расстрел 9 января 1905 г. («Кровавое воскресенье») сломал хрупкое равновесие: масса трудящихся отшатнулась от монархии, а царь согласился на выборы первого сословного парламента (Государственной думы). В то же время экспансия капитализма и столкновение сословного общества с жесткой капиталистической модернизацией породили противоречия, которые разрешились в России революцией.
Один из самых авторитетных социологов Макс Вебер, изучая и сравнивая процессы развития в обществах модерна и в традиционных обществах, определил изменения форм и структур (инновации) как зародыши появления новых общественных институтов. Он ввел в социологию важное понятие: общество в состоянии становления. Это аналогия понятия натурфилософии, обозначающего состояние вещества в момент его рождения — in statu nascendi. В начале XX в., во время кризиса классической физики и изменения научной картины мира, возникла новая парадигма, «постклассическая». В науке стали различать два взгляда на природу: науку бытия — видение мира как стабильных процессов, и науку становления, когда преобладают нестабильность, переходы порядок — хаос, перестройка систем, кризис старого и зарождение нового. Парадигму науки становления часто называют нелинейной.
Сразу заметим: марксизм, в общем, исходил из принципов «науки бытия» (исторический процесс как этапы состояния равновесия), а Ленин освоил и ввел в партийную мысль принципы «науки становления» (исторические изменения как неравновесные кризисные состояния).
Вебер также выдвинул сильный тезис: идея и проектирование инновации, порождающей новую структуру, in statu nascendi, требует взаимодействия рационального усилия и внерационального импульса. Другими словами, он напомнил, что нельзя описать «население» и общество (человеческие общности) только посредством социальными и экономическими индикаторами — социальное и психическое неразрывно связаны (сейчас скажем, их синергизм).
Этот эффект взаимодействия элементов знали уже в античности: «целое больше суммы частей». А Маркс сказал: «Идея становится материальной силой, когда она овладевает массами». Но что значит, что «идея овладевает массами»? Значит, что идея воздействует не только на разум с его логикой и расчетом, но и на всю духовную сферу людей — чувства, воображение, память, подсознание и др. Это и есть взаимодействие рационального мышления с психикой. Если речь идет об идее, которая овладевает массами, значит, эта идея потрясла множество разных людей, глубоко затронула их разум, совесть и чаяния.
В большой работе «Социальная теория и социальная структура» Р. Мертон разработал концепцию важного класса инноваций — тех, которые создаются в сфере отклоняющего или преступного поведения. Среди них есть особый тип инноваций, присущий меньшинству, — мятеж, который Мертон противопоставляет аномии среднего класса. Он пишет: «Этот тип приспособления выводит людей за пределы окружающей социальной структуры и побуждает их создавать новую, то есть сильно видоизмененную социальную структуру. Это предполагает отчуждение от господствующих целей и стандартов. Мятеж стремится изменить существующие культурную и социальную структуры, а не приспособиться к ним… Для участия в организованной политической деятельности необходимо не только отказаться от приверженности господствующей социальной структуре, но и перевести ее в новые социальные слои, обладающие новым мифом» [52].