Вот основные доводы для выбора модели государства как федерации. Первое условие, которое предопределило выбор советской властью федерализма — укорененность этой идеи в общественном сознании.
Накануне Февральской революции Ленин был противником федерализации. Он выступал за трансформацию Российской Империи в русскую демократическую республику — унитарную и централистскую. Это видно и из его опубликованных тогда трудов, и из его конспектов, в которых он делал выписки при изучении федерализма. В момент революции большевики были как раз менее федералистами, чем другие партии. Большевики в принципе были за сильное, крупное, централизованное государство, а самоопределение рассматривалось Лениным как нецелесообразное право. Это видно и из его труда «Государство и революция».
Он писал: «Энгельс, как и Маркс, отстаивает, с точки зрения пролетариата и пролетарской революции, демократический централизм, единую и нераздельную республику. Федеративную республику он рассматривает либо как исключение и помеху развитию, либо как переход от монархии к централистической республике, как “шаг вперед” при известных особых условиях…
Энгельс с фактами в руках, на самом точном примере, опровергает чрезвычайно распространенный — особенно среди мелкобуржуазной демократии — предрассудок, будто федеративная республика означает непременно больше свободы, чем централистическая. Это неверно. Факты, приводимые Энгельсом относительно централистической французской республики,… опровергают это. Свободы больше давала действительно демократическая централистическая республика, чем федералистическая» [112].
Ленин считал федерацию вынужденным временным состоянием, о чем говорил в работах 1914 г. Буквально накануне Октябрьской революции Ленин вернулся к вопросу о самоопределении народов и отделении частей бывшей Российской империи от Советской России. Обсуждая пересмотр партийной программы 19-21 октября 1917 г., он подчеркнул: «Мы вовсе отделения не хотим. Мы хотим как можно более крупного государства, как можно более тесного союза, как можно большего числа наций, живущих по соседству с великорусами; мы хотим этого в интересах демократии и социализма, в интересах привлечения к борьбе пролетариата как можно большего числа трудящихся разных наций. Мы хотим революционно-пролетарского единства, соединения, а не разделения. Мы хотим революционного соединения, поэтому не ставим лозунга объединения всех и всяких государств вообще, ибо на очереди дня социальная революция ставит объединение только государств, перешедших и переходящих к социализму, освобождающихся колоний и т. д… Мы хотим, чтобы республика русского (я бы не прочь сказать даже: великорусского, ибо это правильнее) народа привлекала к себе иные нации, но чем? Не насилием, а исключительно добровольным соглашением. Иначе нарушается единство и братский союз рабочих всех стран» [207].
На 3-м Съезде Советов (январь 1918 г.) Ленин сказал: «Мы действовали без дипломатов, без старых способов, применяемых империалистами, но величайший результат налицо — победа революции и соединения с нами победивших в одну могучую революционную федерацию. Мы властвуем, не разделяя, по жестокому закону Древнего Рима, а соединяя всех трудящихся неразрывными цепями живых интересов, классового сознания. И наш союз, наше новое государство прочнее, чем насильническая власть, объединенная ложью и железом в нужные для империалистов искусственные государственные образования… Совершенно добровольно, без лжи и железа, будет расти эта федерация, и она несокрушима» [113].
В 1920 г. Ленин писал в Тезисах ко II конгрессу Коминтерна: «Федерация является переходной формой к полному единству трудящихся разных наций. Федерация уже на практике обнаружила свою целесообразность как в РСФСР к другим советским республикам…, так и внутри РСФСР по отношению к национальностям, не имевшим раньше ни государственного существования, ни автономии (например, Башкирская и Татарская автономные в РСФСР, созданные в 1919 и 1920 годах)» [114].
Очевидно, что Ленин первым оценил обстановку и в начатой Гражданской войне — она именно создала «известные особые условия». Условия в рассыпанной Российской империи в 1917 г. не имели подобия условиям Франции 1772-1798 гг.