В противоположность этому для Ленина компромисс прямо и логично вытекает из актуальности революции. Если основной характер целой эпохи заключается в актуальности революции; если эта революция может разразиться в любой момент как в каждой отдельной стране, так и в мировом масштабе, хотя сам этот момент никогда невозможно предвидеть с точностью; если революционный характер целой эпохи проявляется в постоянно нарастающем разложении буржуазного общества, неизбежным следствием чего является беспрерывная смена и перекрещивание самых разнообразных тенденций, - то все это означает, что пролетариат может начать и осуществлять свою революцию не при им самим избранных, "благоприятных" обстоятельствах, что, соответственно этому, любая тенденция, пусть даже и преходящая, которая может способствовать революции или по меньшей мере ослабить ее врагов, должна быть при всех обстоятельствах использована пролетариатом. Мы приводили выше некоторые высказывания Ленина, из которых явствует, насколько ему (еще до завоевания власти) были чужды какие-либо иллюзии в отношении темпов построения социализма. Однако нижеследующие цитаты, взятые из одного из его последних сочинений, написанного уже после периода "компромиссов", с не меньшей четкостью свидетельствуют о том, что такое предвидение никогда не означало для него отсрочки революционного действия. "...Наполеон писал: "On's engage et puis... on voit". в вольном русском переводе это означает: "Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет". Вот и мы ввязались сначала в октябре 1917 года в серьезный бой, а там уже увидали такие детали развития (с точки зрения мировой истории это, несомненно, детали), как Брестский мир или нэп и т.п. И в настоящее время уже нет сомнений, что в основном мы одержали победу". Таким образом, ленинская теория и тактика компромиссов являются не чем иным, как предметно-логическим следствием марксистского, диалектического понимания истории, согласно которому люди, хотя они и сами творят свою историю, не могут, однако, творить ее при обстоятельствах, избираемых ими самими. Она является следствием понимания того, что история постоянно производит нечто новое; что поэтому эти исторические моменты, кратковременные скрещивания тенденций никогда не повторяются в одной и той же форме; что с точки зрения революции должны быть сегодня оценены те тенденции развития, которые завтра могут создать для нее жизненную угрозу, и наоборот. Так, 1 сентября 1917 года Ленин обращается к меньшевикам и эсерам с предложением о совместных действиях на основе старого большевистского лозунга "Вся власть Советам!" с предложением компромисса. Но уже 16 сентября он пишет: "...пожалуй, предложение компромисса уже запоздало. Пожалуй, те несколько дней, в течение которых мирное развитие было еще возможно, гоже прошли. Да, по всему видно, что они уже прошли". Применение этой теории к таким вопросам, как Брестский мир, концессии и тому подобное, представляется очевидным.
Насколько вся ленинская теория компромиссов основывается на его коренном убеждении в актуальности революции, еще резче, пожалуй, свидетельствует его теоретическая борьба против левого крыла в его собственной партии (после первой революции и после Брестского мира - в масштабах России, а в 1920 и 1921 гг. - в европейском масштабе). Во всех этих дебатах лозунгом левого социализма было принципиальное отрицание любого компромисса. И ленинская политика направляется по существу против того, что в отрицании любых компромиссов заложено стремление уклониться от решающих битв, против того, что в основе такого взгляда лежит пораженчество в отношении революции. Ибо подлинная революционная ситуация - а, по Ленину, она составляет основную черту нашей эпохи - выражается в том, что нет и не может быть такого поля классовой борьбы, где не существовало бы революционных (или контрреволюционных) возможностей. Следовательно, настоящий революционер (тот, кто знает, что мы живем в революционную эпоху, и делает из этого понимания практические выводы) должен всегда рассматривать с этой точки зрения целостную картину общественно-исторической действительности и в интересах революции решительно принимать во внимание все: самое значительное и самое незначительное, как привычное, так и ошеломляющее, всегда оценивая его с точки зрения, важной для революции, - и только с этой точки зрения. Когда Ленин назвал левый радикализм левым оппортунизмом, он очень верно и глубоко подметил общую историческую перспективу обоих этих столь противоположных в остальном течений, одно из которых отвергает любой компромисс, а другое усматривает в компромиссе принцип "реальной политики" в противовес "жесткому следованию догматическим принципам". То, что их объединяет, - это пессимизм в отношении близости и актуальности пролетарской революции. Уже из того, как Ленин отвергает обе эти тенденции, руководствуясь одним и тем же принципом, становится ясно, что компромисс у Ленина и компромисс у оппортунистов -всего лишь одинаковые слова, которые у каждого из них относятся к принципиально различной действительности и потому скрывают принципиально различные понятия.