И, на очередном аппаратном совещании я снова взял слово.
— Товарищи, успехи ЭНИМС показывают, как важно иметь централизованное управление в технической сфере. Но сейчас перед нами стоит еще более грандиозная задача — техническое перевооружение сельского хозяйства. Колхозы сами по себе, без машин, малоэффективны. Им нужны трактора, сеялки, комбайны. А для обслуживания этой техники необходима сеть машинно-тракторных станций — МТС.
Я видел, как загорелись глаза у моих оппонентов. МТС — это была новая, огромная сфера влияния. Это распределение тысяч тракторов, это контроль над топливом, это расстановка кадров по всей стране.
— Создание сети МТС, — продолжал я, — требует не меньшего внимания ЦК, чем авиапром. Но я хочу подчеркнуть: МТС — это не просто гаражи. Это сложные технические предприятия. Им нужны ремонтные мастерские, а мастерским — станки. Токарные, фрезерные, сверлильные. Те самые станки, которые мы сейчас разрабатываем в ЭНИМС. Поэтому я считаю, что курировать создание и работу МТС должен не только аграрный отдел, но и мы, представители промышленного сектора. Нельзя отрывать трактор от станка, на котором делают для него запчасти.
Это был мой удар. Я не отдавал им эту тему целиком. Я вбивал клин, заявляя свои права на часть этого нового пирога. Я прямо связывал их будущую сферу влияния с моей уже существующей. Хотите курировать МТС? Извольте согласовывать свои планы с моим ЭНИМС, который будет поставлять для них оборудование.
Мне предстояла еще очень большая бюрократическая борьба за сферы влияния. Но я отлично понимал — у меня по сравнению с остальными есть как минимум два отличных козыря: во-первых, авторитет у Сталина, а во-вторых — знание, какие именно темы надо поднимать, а каких сторониться.
И я приготовился сделать решающий рывок к власти.
Глава 16
Сырая, неряшливая осень 1929 года сменилась в Москве белоснежным декабрьским снегом, а в гулких, прокуренных коридорах здания на Старой площади все еще велась борьба за хлебозаготовки.
В этом году зерно было не просто фуражом для скота — оно стало кровью индустриализации, той алхимической субстанцией, которую можно было на биржах Амстердама и Чикаго обратить в заводы, турбины и прессы. И за эту кровь шла битва, глухая, подковерная, но оттого не менее ожесточенная борьба, где каждый пуд, вырванный у деревни, становился аргументом в споре, чья линия вернее, чей наркомат важнее.
Как обычно, нереальные планы хлебозаготовок по большей части не выполнялись, и «ответственные товарищи» активно начинали искать виноватого. Везде они видели «кулацкий саботаж», «перегибы на местах», «трудности роста»; и все (или почти все) они видели панацею в быстрой и жесткой коллективизации. Я же видел за цифрами вывезенного зерна тени исхудавших деревень, тени будущего голода, который я поклялся себе, если не предотвратить, хотя бы смягчить. Однако сказать об этом открыто, означало тут же причислить себя к правым уклонистам. В то же время, лезть в свару мне совершенно не хотелось: сельское хозяйство в нашей стране никогда не было источником высоких достижений. Оставалось наблюдать со стороны, прислушиваясь к шуму бюрократических схваток, и пытаясь точечным воздействием оттолкнуть ситуацию от края пропасти.
А схватки были нешуточными: шла борьба за контроль над колхозным строительством, а значит, и над потоком зерна. Наркомат земледелия, где сидели старые «аграрники», бился с промышленными секторами ВСНХ, как два бульдога под ковром. Первые понимали необходимость насыщения села тракторами и сеялками, пытались подмять этот процесс под себя, но совершенно не разбирались в их производстве. Другие, курировавшие заводы, строили планы по выпуску, но не желали вникать в нужды села, отмахиваясь от них, как от назойливой мухи. Короче, между ведомствами шли трения, и мой ЭНИМС оказался прямо в эпицентре одной из таких разборок. Институт проектировал станки, заводы по нашим чертежам их построили, а на выходе получили моторы и детали для тех самых тракторов, вокруг которых ломались копья.
И вот однажды, в тусклый декабрьский день, прямо в здании ЦК ко мне подошел посланец «промышленников». Звали его Петр Анисимович Орлов, один из заместителей наркома тяжелой промышленности. Сухощавый, с цепким, быстрым взглядом и пальцами, с навсегда въевшийся в них табачной желтизной. Он не стал ходить вокруг да около: предложив отойти в дальний угол коридора, завел там «разговор по существу».
— Слушай, Брежнев, — без обиняков начал он, понизив голос. — Видим мы твою работу по ЭНИМСу. Ничего не скажу — дело делаешь, толково у вас выходит! Агрегатные станки — это интересно. Но это хорошо подходит для гигантов, для «Красного пролетария», для ХПЗ. А в деревне что?