Вся прочая магическая кухонная утварь отправилась в кучку «подарить Катрин». Далее шли платья. Некоторые Леоне приглянулись и даже подошли по размеру (видимо тётка носила их в молодости), сыщица решила сохранить их для каких-нибудь винтажных вечеринок, остальные пошли в кучу «отдать на благотворительность».
Под платьями оказалась шкатулка с драгоценностями. Леона быстро перебрала их. Носить такие она, конечно, не станет, но почти все с теми ли иными магическими свойствами — так что пригодятся. Например, клипсы, помогающие подслушивать разговоры; двойное зеркальце, отражающее реальное состояние души собеседника — очень полезно, чтобы выявить ложь; скрывающие гребни для волос, которые хоть и не делают хозяйку невидимой, но маскируют её под окружающую среду, и тому подобное. Любопытно, как тётушка применяла все эти маленькие хитрости? Чтобы узнавать последние сплетни?
Ну вот и всё, сундук пуст, могла бы и раньше с ним разделаться. Леона встала, подхватила шкатулку, понравившиеся платья и собралась уже захлопнуть крышку, как вдруг заметила под прямоугольником пёстрой бумаги, выстилавшей дно сундука, зелёный уголок. Она потянула за него — и тут же снова опустилась на пол. Леона держала в руках тонкий блокнотик в зелёной обложке. Её покойный отец, известный сыщик Герберт Стоун, всегда заводил такие отдельно по каждому расследованию. А на титульном листе его почерком чернела надпись: Диана Роуз.
Как?! Отец пытался раскрыть исчезновение Дианы?! Но ведь его имени нет ни в одном из архивных документов маг-полиции… Или он взял левое дело? Точно, Честер Хард, кажется, упоминал какого-то частного сыщика, которого нанимал Крейг. А ведь они могли даже знать друг друга: отец нередко проводил здесь каникулы с сестрой — тёткой Бертиной. Вероятно, когда Диана исчезла, Честер обратился к нему, по соседски. Сыщик Герберт Стоун, как и теперь Леона, вёл расследование, живя здесь, на побережье, оттого и блокнот остался в летнем особняке, а не в городе. Отец тогда ещё не открыл сыскное агентство и, видимо, взялся за это дело независимо от основных обязанностей в маг-полиции и, скорее всего, когда находился в отпуске! Но почему не довёл расследование до конца? Если знаменитый детектив Герберт Стоун не сумел сделать это по свежим следам, то что может Леона теперь, тридцать лет спустя, когда не осталось толком ни свидетелей, ни улик?
Леона пролистала блокнот. Заполненными оказались только первые страницы. Отец никогда не делал подробных записей и не конспектировал допросы свидетелей, ограничиваясь лишь списком имён и адресов. Иногда он чертил одному ему понятные схемы, соединяя стрелочками причастных к делу. Но в этом блокноте не было даже схем, лишь список знакомых Леоне свидетелей, о которых она уже имела сведения.
В записях отца сыщица не нашла практически ничего для себя нового, за исключением трёх деталей. Во-первых, неизвестное ей имя — Элла. Без фамилии. Хромые демоны, это ещё кто такая? Во-вторых, напротив имени Била Морза указывался адрес в Новом порту. Видимо, там он и жил, когда Крейг Хард распустил работников виллы. А ещё, в самом конце, отец нарисовал схематичный рисунок, похожий на карту, где среди множества треугольничков краснел маленький крестик. Это ещё что за ересь? Леона задумалась на секунду и, решив, что с рисунком и Эллой разберётся позже, снова посмотрела на адрес Морза. До Нового порта двадцать минут на машине. А сейчас — Леона взглянула на часы — без двадцати одиннадцать. Поздновато, но в пятницу вечером в порту довольно оживлённо. Вряд ли, конечно, старик ещё жив, к тому же он стал бродягой. Но проверить не помешает. Скорее всего, ту квартиру он снимал, а значит, хозяева могли что-нибудь помнить о нём.
Леона так и оставила разобранные кучки вещей на чердаке, решив отнести их вниз утром, взяла блокнот и снова выскользнула из дома.
6
Тёткин Форд Леона припарковала на портовой стоянке, забила в телефон адрес из отцовского блокнота — улица Рыбацкая 21, и пошла по набережной, огибая кучки гуляющих и следуя указаниям навигатора. Обычный курортный городок немагов вырос вокруг нового порта, который, в свою очередь, возник на месте рыбацкой деревни.
Гнусавый электронный голос уводил Леону всё дальше от оживлённого променада. Она быстро шла, минуя переполненные бары и пахнущие морепродуктами рестораны, бойко торгующие лавочки и закрывающиеся магазины, в обход пустого рыбного рынка, по направлению к матросским общежитиям. Звуки с набережной становились всё тише. Брусчатка под ногами сменилась потрескавшимся, в рытвинах, асфальтом, а аппетитные запахи рыбных блюд — характерным душком окраины: из подворотни тянуло туалетом, из подъездов — пылью и плесенью, от развешанных на балконах простыней пахло дешёвым отбеливателем. Свет во многих окнах уже погас, но кое-где до сих пор играли в шашки и карты, слышались приглушённые голоса и звон пивных бутылок.