Раньше она сидела бы на ковре и тихонько читала в гостиной Парлевуде, а папа и Голодный Пол кричали бы друг другу через лестницу, пытаясь выяснить, куда подевалась какая-нибудь вещь, и громко перечисляя предполагаемые места. Уставшая от этих воплей мама, занимавшаяся в саду своим любимым делом, прокричала бы оттуда правильный ответ. Грейс снова захотелось стать тихим ребенком в шумном доме.
Она послала Эндрю небольшую эсэмэску с извинениями, что не позвонила, сообщила, что сейчас уходит и позвонит позже. «Целую и обнимаю. Г». Потом села на диван и стала ковырять мозоль на косточке мизинца на ноге, поражаясь ее гротескному виду.
Телефон звякнул, и пришла ответная эсэмэска от Эндрю:
Извини, не могу говорить. Я на экскурсии в музее сыра. Часть запланированных развлечений. Вот в кого я превращаюсь, когда тебя нет рядом. XX Э.
Грейс с облегчением тихо рассмеялась. Эндрю прочел ее сообщение и понял, что к чему. Догадался, что ей нужен небольшой аванс нежности. Улыбнувшись в первый раз за этот день, она бросила шелушки ороговевшей кожи в камин и позвонила маме, а та сказала, да, конечно, приезжай попозже, после того как я вернусь из больницы. План был составлен, и растянувшееся дневное время сразу как будто сократилось. Грейс достала список свадебных дел и занялась миллионом приготовлений, едва умещавшихся у нее в голове.
Закончив говорить по телефону, Хелен снова крикнула снизу Голодному Полу, что им пора отправляться. Тот не мог одновременно одеваться и кричать в ответ — так он терял координацию. Поэтому он перестал застегивать джинсы, хотя принимался за это дело во второй раз: продев пуговицы в соответствующие петли, он обнаружил, что на одну пуговицу петли не хватило. Хелен заметила, что после того, как сын пришел домой накануне вечером, так и не подарив медсестрам «Розы», он, очевидно, охладел к идее волонтерства. Она не хотела делать большой перерыв в посещениях, поскольку это только подтолкнет Голодного Пола к отлыниванию. Что же касается самого Голодного Пола, то, как часто случается, за ночь его переживания поубавились, и он даже был готов увидеть смешную сторону своей ошибки, хотя и не до такой степени, чтобы рассказать эту историю матери, добавив ее в копилку семейного фольклора, где и без того набралось достаточное количество его прошлых приключений.
Они поехали вдвоем с Хелен в ее маленьком «фиате-пунто». У Голодного Пола была необычная привычка сидеть сзади, за водительским креслом, даже если в машине, кроме них, никого не было и даже если он при этом становился похож на диктатора из страны третьего мира, а Хелен — на его личного шофера. Он не любил быструю езду и, сидя на переднем сиденье, всегда чувствовал, что их тела несутся по воздуху со скоростью автомобиля. Кроме того, в любую погоду он предпочитал ехать с открытым окном. В детстве его всегда озадачивал вопрос, почему марафонцы не задыхаются. И он задумывался, сколько вообще нужно человеку воздуха, чтобы бежать марафон, — вероятно, очень много. Тогда он спросил у отца, и тот ответил, что можно поэкспериментировать и проверить, сколько воздуха он сможет вдохнуть во время долгой поездки на машине, — отец творчески подошел к задаче заставить маленького мальчика надолго замолчать. Обычно, ведя машину, Хелен любила поговорить, но с Голодным Полом старалась сдерживаться и предоставляла ему возможность наслаждаться овевающим лицо ветерком без лишних разговоров.
Приехав в больницу, они сообщили о своем прибытии дежурной медсестре, и Голодный Пол передал ей «Розы», объяснив, что коробка предназначена медсестрам, а не пациентам. Та поблагодарила его за внимательность, но отдала конфеты в регистратуру, объяснив, что девушки на отделении стараются не есть сладкого, чтобы привести в порядок фигуру во время Великого поста.
В палате, куда они пришли, все кровати были заняты, но пациенты не выглядели особенно больными, если не считать, что все они были пожилыми дамами в пижамах. Первая больная, к которой они подошли, велела им «убираться» в весьма своеобразных выражениях. Она заявила, что не хочет, чтобы ее трогала какая-то «религиозная стерва». По всей видимости, она приняла Хелен за служительницу церкви, которая пришла причащать желающих.
Вторая больная спала с поставленной капельницей. У нее была бледная кожа, а редеющие седые волосы напоминали наполнитель для пухового одеяла. Хелен взяла открытую книжку с кроссвордами, лежавшую у женщины на коленях, надела на ручку колпачок и положила все это на тумбочку у постели, где уже лежали открытки и детские рисунки. «Как хорошо, — подумала Хелен, — что у такой слабенькой, больной женщины есть заботливые родные».