Кваснин искоса посмотрел на него, так смотрят на тех, кто умом повредился.
Они пошли по лестнице. Чтобы отвлечь Александра, Кваснин показал на фрак.
— Не узок вам будет? Вы пошире меня.
— Ничего-с, ничего-с, — Александр вдруг разразился своим обычным здоровым смехом, — я сожмусь маленько. Сожмусь. Спасибо вам, Павел Иванович. Прощайте… Государя привезите!
Он ушел, торопливо перепрыгивая последние ступени, прижимая под мышкой фрак. Кваснин остановился у кареты, посмотрел ему вслед задумчиво.
На выезде со двора посольства коляска обогнала Александра. Он семенил по обочине, ничего не замечая в своих синих очках, чему-то улыбаясь. Внезапно налетел порыв ветра, рванул полы его плаща, Александр ухватился за шляпу, нагнулся встречь ветру, потом остановился, перекрестил коляску.
В этот день Александр не пошел к Гоголю, у которого обыкновенно коротал вечера, не пошел и к себе на квартиру. Надев фрак Кваснина, который ему был немного тесным, он долго расхаживал перед картиной, обдумывая, что скажет императору, когда тот войдет в студию.
Встреча с царем представлялась ему явственно, ярко. Государь будет в окружении блестящей свиты, торжественный, величественный, медленно поднимет свой взор.
Глаза его… Об этом и подумать страшно. Никто не может выдержать взгляда государя. Как же будет светло и хорошо всем, когда государь преобразится, когда добро войдет в его сердце. Здесь, в студии, очнется великая душа человеколюбца, который разрешит судьбу своих подданных, судьбу России…
С этими мыслями Александр задремал в кресле, а потом перешел за ширму, устроился на кушетке. Как же покинуть студию? Вдруг с самого утра царь придет к нему…
На рассвете его разбудил шум грозы. Гром раскалывал небо, бушевал ветер, стекла в окнах дрожали, не переставая. Александр вскочил с постели обрадованный…
Чуть прекратилась буря, он отправился на улицу. Римляне не помнили похожей грозы, какая разразилась в эту декабрьскую ночь. Ветер поломал несколько старых маслин и красавцев кипарисов, измял сады, сорвал с крыш плиты черепицы, усыпал битым стеклом виа Корсо.
Александр помогал римлянам привести улицу в порядок, оттаскивал вместе с ними кипарисы, фонарные столбы и слушал их ворчанье:
— О дьявол! За что разгневалось небо?
Александр усмехался: «Вы еще не знаете, для чего была нужна очистительная гроза!»
В этот час затишья и въехали на Корсо коляски посланника. В первой, Александр узнал его сразу, сидел государь. Он был в белом конногвардейском мундире и шляпе с плюмажем — важный, величественный. Он несколько удивленно посматривал на толпу римлян, на поваленные бурей кипарисы. В какое-то мгновенье круглые глаза его остановились на Александре. Александр торопливо поклонился. Но государь на поклон не ответил. Коляска проехала. Александр этого не ощутил, она ему все виделась рядом: крупно выделялись бакенбарды царя, щека в красных прожилках, белое твердое ухо…
— Дайте пройти! — Александра нечаянно толкнули, он моргнул, опомнился. Коляска была уже далеко… Ошеломленный встречей, Александр поспешил в студию. Теперь от нее нельзя отойти ни на минуту. Он вдруг вспомнил, что, хотя ни на кого, кроме государя, не смотрел, успел все-таки заметить и Кваснина. Тот сидел впереди государя, оживленный, бодрый. Он привезет царя в студию.
Александр почувствовал, что трусит. Желание показать картину государю неожиданно исчезло. «Нет, нет, нужно, чтобы он пришел! Ведь эта встреча все решит!» — успокаивал себя Александр, но встретиться еще раз с грозным взглядом царя было выше его сил.
В полдень к нему постучали. Кваснин не вошел, вбежал в студию, бросил в угол шляпу, хохотнул, хмыкнул, упал в кресло.
— Александр Андреевич! Александр Андреевич! Поздравьте меня! Вы себе представить не можете… Ведь я, ведь я всю жизнь ошибался! Ах, как ошибался! Втемяшили мне: государь насильник, злой гений, узурпатор! А ведь все не так! Государь великодушный, обаятельный, великий человек! Он покорил меня. Я просто влюблен в него, подобно институтке. Ах, видели бы вы, как он обласкал меня, он увидел во мне человека. Милый Александр Андреевич, теперь будто груз упал с плеч. Я раскрепостил душу. Теперь я нашел себя. Перевожусь в Россию во что бы то ни стало и буду всеми силами служить ему, моему государю. Ему одному!
Он снова весело и счастливо рассмеялся. Александр растерянно слушал, не понимал его счастья и восторга. Ему не терпелось спросить, как же с художниками будет решено? Нужно ли представляться государю? Кваснин угадал его мысли.