В Европе пламя революции полыхало вовсю. В кафе Греко художники вырывали друг у друга газеты. Каждому хотелось первым узнать, что принес новый день. Да, во Франции революция победила, там стала республика, народная власть. Что будет в Италии? Удастся ли ей объединиться? Неужели австрийцы не отступят?
Рим жил ожиданием. Из Ломбардии были известия о мелких стычках с отрядами австрийского генерала Радецкого… Но когда же главное сражение?
Сергей продолжал обмеры терм, но перед работой всякий раз бегал покупать газеты, расспрашивать встречных: ну что, ну как?
И дождался… На исходе июня под местечком Кустоцой Радецкий наголову разбил армию Карла Альберта{73}, пьемонтского короля, который возглавил восставших. Ломбардия и Венеция остались австрийскими провинциями. Вот чем все кончилось.
Скоро возвратились в Рим ополченцы, кто остался жив. С ними Лодовико, раненный в голову, перевязанный. Увидев Сергея, он опустил глаза. Александр Андреевич обнял Лодовико, повел к себе. Сергей пошел за ними. Удивило его, что затворник Александр Андреевич вышел на улицу. «Кто же прав, — думал Сергей. — Герцен или брат? Неужели невозможно освобождение от гнета?»
Дорогу им закрыла толпа. Кто-то кричал:
— Мадзини! Мадзини приехал! Он вернулся из Англии!
Вдруг движение замерло. Сергей увидел: взоры всех обращены к балкону ближнего здания, где стоял чернобородый высокий человек в широком плаще с трехцветным бантом на груди. Этот человек, горячо жестикулируя, говорил страстно:
— Борьба не кончена! Эти страдания, эти пролитые слезы и кровь, это отчаяние нашего народа, его бесконечные жертвы и мучения — разве они не искупили права Италии на свободу? Неужели можно остаться глухим к голосу Италии, требующей только своего места на земле? Италия будет свободна!
— Да здравствует Италия! Да здравствует Мадзини! — закричал Лодовико. Сотня голосов подхватила:
— Да здравствует Мадзини!
— Римляне! Сегодняшний Рим, — продолжал Мадзини, взмахом руки установив тишину, — сегодняшний Рим должен быть велик во имя всей Италии! Мы должны показать всей Италии на примере своего согласия, своей взаимной любви и добродетели, что мы, граждане свободного Рима, лучше тех, кто живет в рабстве!
Горячая речь волновала. Сердце тревожилось в предчувствии новых важных событий. От Мадзини нельзя было оторвать глаз.
— Вот он, твой Иоанн Креститель! — сказал Сергей.
— Что ты, что ты? — испугался Александр Андреевич. — Нынешние пророки разве Иоанн? Они к оружию зовут.
Восклицание Сергея вернуло его к реальности. Он вдруг помрачнел, потянул Сергея за собой:
— Пойдем-ка, Сережа, отсюда. Пойдем. У нас с тобой работы много.
Александр Андреевич старался из студии не выходить, в римские события не вслушиваться. Но разве это возможно? Прибегали Лодовико и Джулия, Сергей приносил вороха газет: обо всем он знал, и было ему не до работы.
Ошеломила новость: народ отменил власть папы. Пий Девятый согласился на учредительное собрание! Согласился на светское правительство в Риме! Не случись этого, римляне перевернули бы Ватикан.
А вскоре папа бежал из Рима в неаполитанскую крепость Гаэту. Мадзини ликовал. В газетах была его речь:
«Пий Девятый бежал! Бегство его равносильно отречению. Будучи избранным государем, он не может оставить после себя династию. Следовательно, Рим стал республикой, поскольку, кроме народа, нет и не может быть другой власти».
Учредительное собрание передало власть триумвирату. Мадзини был в числе триумвиров. Первые декреты новой власти упразднили инквизицию, уничтожили привилегии духовенства, церковный суд, передали в вечную аренду крестьянам церковные земли.
Триумвиры установили налог на богачей, установили твердые цены на табак и соль, переселили в реквизированные у богачей дворцы бедняков.
Не дожил до этого дня старый Антонио: появился дом у Лодовико и Джулии на самой виа Корсо. Джулия сияла.
— Республика помнит заслуги Лодовико.
— Свободная Италия! — воскликнул Лодовико. — Это счастье для итальянцев.
«Неужели, неужели это возможно? — думал Александр Андреевич, пожимая руки Лодовико и Джулии. — Бедные уличные бродяги превратились в равноправных граждан…»