— Да, да. Пережил. А его нет. Его нет больше.
Катюша сказала, думая утешить Сергея:
— Хоронили Александра Андреевича пол-Петербурга. Какой-то господин сказал на панихиде: вот какой приют дала родина художнику после многолетнего труда…
Сергей всхлипнул и отвернулся. Она внимательно посмотрела на него. Теперь ее младший дядя совсем не был похож на того юношу с байроновской прической, которого она помнила. Теперь он был лыс, волосы остались на висках да затылке, носил усы и жалкую бородку треугольником, был жалок с ладонью, рупором подставленной к уху.
Ей вдруг подумалось, что, в сущности, она ничего о нем не знает, он ей стал чужим, как был чужим Александр Андреевич. За этим всхлипыванием была жизнь, которой она не знала, которую не могла себе представить. Она подумала с сожалением: «Отчего искусство губит людей?» Сколько она знала художников, все они были несчастливы. Несчастен в славе был Карл Павлович, несчастны в бесславии ее дядюшки Александр Андреевич и Сергей Андреевич. А гранпа? Чего все они хотят? О чем и из-за чего хлопочут? За что бьются? Почему всегда недовольны: собой, миром? Вон Павел Иванович всем доволен. Все у него ладно да складно. Она спросила:
— Сергей Андреевич, вы вернетесь в Петербург?
Кваснин добавил:
— Ведь вы архитектор, вам столько работы дома. Зачем талант в землю зарывать, когда надо столько строить. Не понимаю.
— Строить? Теперь, когда нет Александра Андреевича?.. — удивился Сергей. — А кто же приведет в порядок все, что осталось после него? Не сделай я этого, затеряются работы Александра Андреевича, погибнут, а это будет большая утрата для России. Недруги его думали, что после смерти исчезнут работы Александра Андреевича. Нет, не исчезнут. Нас двое.
Сергей открыл дверь в комнату брата.
— Вот посмотрите.
Катюша переступила порог и невольно ойкнула. Вся комната, куда она вошла, от потолка до полу по всем стенам была заставлена, завешана большими и небольшими картинами и картинками. Катюша будто окунулась в сине-голубой мир солнечной итальянской природы. На нее смотрели обнаженные мальчики — сколько их Александр Андреевич нарисовал! — они были живыми среди этой солнечной природы…
И почувствовала она в картинах Александра Андреевича что-то необъяснимое: горы были как горы и деревья как деревья, они были точно такими, каковы в природе. И не такими. Это был особый мир, где нельзя о чем угодно думать, а только о серьезном и важном.
— Вот он каков? — подал голос Кваснин, и Катюша опомнилась.
— Волшебство какое-то! — сказала она.
— Как вы думаете поступить с картинами? — в Кваснине заговорил коллекционер.
— Приведу все в порядок, в систему. Археологический институт согласился воспроизвести их в репродукциях.
— Если надумаете продавать, я бы мог рекомендовать вам коммерсанта. Поверьте, у меня есть опыт. Вы напишите мне в Петербург.
Сергею надоел этот румяный господин, он сказал:
— Хорошо. Напишу.
После этого гости засобирались.
— Нам пора, душенька Екатерина Андреевна. Пора. До свидания, Сергей Андреевич. Нас ждут…
Катюша Третья подошла к Сергею близко, как в тот давний день проводов на Английской набережной, будто старшая, покровительственно и по-матерински поцеловала его, перекрестила:
— Храни вас господь, прощайте.
Ей было жалко его. Или не жалко? Она еще не могла сказать этого определенно. Но жалко ей было, что она узнала его таким.
— Прощайте, Екатерина Андреевна. Прошу об одном: поклонитесь от меня родным могилам…
— Поклонюсь.
Они уехали. Когда уже не стало видно экипажа, Сергей все еще был на тротуаре, стоял в раздумье, подавленный. Катюша Третья была последней ниточкой, которая связывала его с Петербургом. Стало быть, теперь эта ниточка оборвалась, потому что Катюши Третьей больше не существовало. Сейчас он проводил в Неаполь чужую ему светскую даму.
Сергей машинально свернул в переулок и направился в мастерскую Александра Андреевича. Ему казалось, что брат, как всегда, как многие годы было, работает там. Версту, что отделяла мастерскую от квартиры, он пролетел единым духом. Но никогда больше не выйдет к нему брат, не спросит:
— Сережа, ты пришел?..
Сергей толкнул дверь, и она неожиданно отворилась. Вот как? Мастерскую еще не сдали другому художнику. Она была странно, непривычно пуста. Сергей остановился в растерянности, будто на самом деле ожидал увидеть картину и самого Александра Андреевича.
Ничего здесь не осталось… На столике для красок нагромождены пустые разноцветные баночки, валяются старые истертые кисти, клочки бумаги. Ан нет, возле ширмы, за которой раздевались натурщики, на стене выделяется светлым пятном мелом нарисованный эскиз. Это Александр Андреевич набросал интерьер своего великого храма всем верованиям людей. Каков замысел был! В одном месте поместить легенды о Христе, Зевсе, Будде, Магомете… Чтобы верил современный человек не в них, а в себя.