А раньше ее всегда принимали.
Она была благодарна мальчишкам. За то, что брали играть в футбол, за то, что не скрывали своих тайн от нее, за то, что научили драться на деревянных мечах, а потом – на стальных рапирах. За то, что были друзьями. Лена знала: в каждом мальчишке живет рыцарь. Даже в маленьком и слабом. Даже в том, который плачет по пустякам. Она это поняла, когда узнала Яшку.
В шестом классе Лена схватила «мушкетерскую» болезнь. В школе новый учитель физкультуры объявил запись в секцию фехтовальщиков. Лена записалась четвертой по счету. Раньше ее успели только три друга: Борька Левин, Сережка Толмаков и еще один Сережка – Мигулин.
Вечером Лена объявила родителям, что завтра задержится в школе: будет тренировка. Папа начал говорить, что кое-кому неплохо бы уделять больше внимания английскому языку и алгебре. Мама высказалась решительней. Она заявила, что Лена попадет в секцию только через ее распростертый труп.
Разговоры длились три дня. Мама негодовала. Что это за спорт! Не хватало еще, чтобы Лену продырявили, как чучело! Кто разрешил давать детям железные сабли? Ну, пусть рапиры, какая разница! Почему, например, Алла Кравец и Таня Попова никого не тыкают острым железом, а ходят в кружок художественной гимнастики?
– Вот именно! – закипала Лена. – Почему? Почему обязательно гимнастика, да еще художественная? Ну почему? А?
– По крайней мере, это красиво.
– Ах-ах, – говорила Лена и, закатив глаза, изображала балерину.
– Елена… – со стоном произносила мама.
– Е-ле-на… – многозначительно предупреждал отец.
– Ну и знаю, что «Елена»! Чуть что, сразу «Елена»! А фехтование еще красивее гимнастики.
– Не хватало, чтобы тебе выбили глаз, – говорила мама и начинала нервно щелкать сумочкой.
– Там дерутся в масках.
– Вот именно – дерутся!
– Ну, занимаются.
– Ах, пожалуйста, перестань…
Вот так всегда! Если нечего возразить, сразу: «Ах, перестань!» Попробуй тут поспорь!
А в спортивном зале каждый день уже звенели клинки…
Самый крупный разговор состоялся в воскресенье и закончился кратким папиным приказанием:
– Марш спать!
В постели она укусила подушку и принялась реветь. Если тихо, если никто не слышит, пореветь можно. Обидно было так, что хотелось растерзать все на свете. Она ведь знала, что в глубине души отец ей сочувствует. Но он считает, что в вопросах воспитания родители должны быть единодушны и если уж мама сказала…
Ну, ладно!
В понедельник после уроков она пошла в спортзал. Оттуда доносилось волнующее душу позвякивание. Это мальчишки, пользуясь тем, что физкультурника вызвал завуч, устраивали по углам осторожные дуэли.
– Ага! Прогульщица пришла! – объявил Борька Левин. Лена выхватила у одного из Сережек рапиру и загнала Борьку за шкаф с мячами и гантелями.
Там Борька сдался.
Пришел физкультурник Павел Сергеевич. Он привел незнакомого мальчишку и сухо сообщил:
– Будет заниматься с нами.
Кто-то хихикнул. Новичок был явный «лопух». Толстоватый, очкастый, чуть веснушчатый. Маленький – наверно, пятиклассник.
Это и был Яшка. Учился он в соседней школе, где секции фехтования не было.
– Ну и занимался бы в кружке домоводства, а то ходит тут, – ворчал Сережка Толмаков.
Яшку не то чтобы не любили, а как-то не принимали всерьез. Все он делал как-то не так. Боевая стойка была у него слишком широкая, выпады казались суетливыми, левую руку он держал не на весу, а норовил оставить на поясе.
– Не пижонь, – коротко говорил Павел Сергеевич. Яшка вздрагивал и старательно исправлял стойку.
Все уже вели на тренировках пробные бои, а Яшке учитель не разрешал. Говорил: рано.
Однажды Яшка опоздал встать в строй. Сидел на скамейке и сосал палец.
– В чем дело? – спросил Павел Сергеевич.
– Чашкой порезался. Край тут острый, – тихо сказал он. Никто сперва не понял: что за чашка? Тогда он показал на щиток рапиры – гарду. Все захохотали. Назвать гарду чашкой! Ну, умора!
– Возьми йод в аптечке, – с досадой сказал Павел Сергеевич. И скомандовал: – Тихо!
Наступила тишина, и в этой тишине Лена, не выдержав, жалобно протянула:
– Бедненький Яшка порезался чашкой…
Павел Сергеевич коротко взглянул на нее, неожиданно усмехнулся и промолчал.
После занятий он оставил Яшку и Лену.
– Я спешу. Уберите в шкаф оружие, заприте зал, ключ отдайте уборщице. Ясно?
– Так точно! – отрапортовала Лена и покосилась на Яшку. Он старательно тащил к шкафу букет рапир.
Учитель ушел.
– Яшка, – ехидно сказала Лена. – Я тебя обидела. Да? Почему ты не вызовешь меня на дуэль?
Он не ответил и начал укладывать в шкаф маски.
– Не хочешь? Тогда я тебя вызываю!
– Нельзя мне драться, – рассеянно сказал Яшка.
– Почему?
– Не разрешают пока. Рано…
Она спросила ласково:
– Яша, может быть, ты трус?
– Нет, – сказал Яшка так, словно отмахивался от мухи. Ну и нахал! Лена даже разозлилась, со звоном вытянула из шкафа рапиру и схватила маску.
– Я нападаю! Раз! Два…
– Ну подожди, – сказал он и снял очки. Потом тоже взял клинок. Лицо его без очков стало незнакомым.
– Ну, нападай, – со вздохом разрешил он.
– Маску надень. Да стань в стойку, горюшко!
Яшка улыбнулся, надел маску и медленно пошел навстречу…
Драться с ним было так легко! Жаль только, что отступал он очень быстро и защиты брал в общем-то удачно. Лена никак не могла достать его. Чуть-чуть не могла! Но зато все свое умение она показала с блеском: и выпады, и переводы, и батманы, и захваты. Лишь через минуту, оказавшись у стены, она почувствовала неладное. Драться было легко, да. Но не потому, что Яшка – плохой боец. Просто он разрешал ей упражняться. Он даже помогал ей! Открывался, вызывал на выпад, подставлял клинок для захвата. Он отпустил ее немного от стены, а затем Лена увидела перед собой свистящие стальные зигзаги, против которых не было никаких защит. Она прижалась к батарее между стеной и шкафом, в том углу, куда загнала в первый день Борьку Левина. Ей очень захотелось бросить клинок и съежиться. И стало ясно, что сейчас она позорно разревется от бессилья и унижения.
Яшкино лицо за проволочной сеткой было насмешливым и холодным. Конец его рапиры чертил молниеносные знаки вокруг Лениного клинка. Яшка, играя, выбирал место для укола.
И вдруг он опустил рапиру. Скинул маску, сделался прежним Яшкой и шепотом сказал:
– Тихо. Кто-то идет. Влетит нам…
Никого не было. Тут же, сразу Лена поняла, что он просто спас ее от слез, от бесславного поражения…
Через неделю он спас ее еще раз. Когда родители узнали про Ленины занятия и учинили ей скандал, он пришел к ним домой и, маленький, вежливый, два часа убеждал их, что Лену ждет слава олимпийской чемпионки.
Когда Яшка ушел, Лена догнала его на улице, и они пошли на тренировку вместе. И потом часто ходили вместе.
Она всегда была благодарна мальчишкам за их рыцарство. И хотела делать им только хорошее. Всем. И Лерке. А он, смешной и сердитый, не хотел этого.
Однажды Лерки снова не оказалось в тихий час на месте.
– Где он? – устало спросила Лена.
– Не жнаем, – сказал жующий Морозиков.
– Ходит где-нибудь, – откликнулся Санька. – Думает…
– Думает! О чем, интересно? О том, что у меня из-за него куча неприятностей?
– Не, – сказал Санька. – Он, наверно, про слона…
– Про что?!
– Да про слона, – неторопливо повторил Санька. – Отыскал такую березовую загогулину, метра два, наверно, и говорит, что на слоновый клык похожа… Ну, она похожа. А он говорит: «Айда, сделаем из глины слона, а этот клык ему приставим». Из глины – такого слона. Мы этой глины на одну слоновью ногу не могли натаскать.
Не было в Санькиных словах ни обиды, ни насмешки, а была какая-то виноватость: хотели, мол, помочь, да не смогли.