Выбрать главу

Вот описание самого героя у Лермонтова:

Штабротмистр, строен, как корнет, Взор пылкий, ус довольно черный…

Пушкин во Второй главе романа представляет нам Ленского: «Дух пылкий и довольно странный…» Откровенная замена «духа» «взором» и «усом» при той же конструкции фразы…

И дальше – про штабротмистра Гарина:

Шутя однажды после спора Всадил он другу пулю в лоб…

Тоже, как вы понимаете, некоторое сходство – с неким героем Пушкина.

Страстьми земными не смущаем, Он не терялся никогда…

Этот «не смущаемый страстьми земными» герой сильно напоминает Онегина, покуда тот не ощутил укол истинной любви к Татьяне.

Про героиню у Лермонтова:

Она картавя говорила, Нечисто Р произносила; Но этот маленький порок Кто извинить бы в ней не мог…

Пушкин тоже оттенял нечто подобное:

Как уст румяных без улыбки, Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю…

Забавно объяснение Гарина с Дуней на вечере у губернского казначея, ее мужа:

Она, в ответ на нежный шепот, Немой восторг спеша сокрыть, Невинной дружбы тяжкий опыт Ему решила предложить — Таков обычай деревенский! Помучить – способ самый женский.

«Богат, хорош собою, Ленский // Везде был принят как жених // Таков обычай деревенский». (Заметим, это все он делает так же открыто и в вызывающе пародийном – «Журналисте, читателе и писателе»!)

Но уж давно известна нам Любовь друзей и дружба дам.

«Врагов имеет в мире всяк, // Но от друзей спаси нас, Боже! // Уж эти мне друзья. Друзья! // О них недаром вспомнил я!» – можно цитировать до бесконечности из Пушкина по тому же поводу. «Надзоры теток, матерей // И дружба тяжкая мужей».

А это бесконечное множественное число, тоже откровенно – из «Евгения Онегина». «Мы», «нам»:

Тогда, как мы, враги Гимена, В семейной жизни зрим один Ряд утомительных картин…

«Я жить спешил в былые годы…» – напоминает нам автор в своем лирическом отступлении – эпиграф к Первой главе из Вяземского («и жить торопится. И чувствовать спешит…») – эпиграф, кажется, не менее известный, чем сам роман Пушкина.

Или в другом – столь же лирическом:

Ужель исчез ты, возраст милый, Когда все сердцу говорит, И бьется сердце с дивной силой, И мысль восторгами кипит…

Так и хочется продолжить пушкинским:

Ужель, и впрямь и в самом деле, Без элегических затей Весна моих промчалась дней (Что я шутя твердил доселе)?. И ей ужель возврата нет, Ужель мне скоро тридцать лет?..

А объяснение Гарина с Дуней, похожее на известное письмо Онегина к Татьяне:

Я вижу, вы меня не ждали — Прочесть легко из ваших глаз; Ах, вы еще не испытали, Что в страсти значит день, что час! Среди сердечного волненья Нет сил, нет власти, нет терпенья!..

А у Пушкина это…

И я лишен того: для вас Тащусь повсюду наудачу; Мне дорог день, мне дорог час: А я в напрасной скуке трачу Судьбой отсчитанные дни…

Такое ощущение, что два текста Пушкина и Лермонтова можно бы просто переставить местами.

А сцена в поэме Лермонтова – появление мужа героини в момент объяснения героев:

Штабротмистр преклонил колени И молит жалобно; как вдруг, Дверь настежь – и в дверях супруг…

Можно бы просто продолжить – по Пушкину:

И тут героя моего В минуту злую для него Мы, мой читатель, оставляем…

Но Лермонтов продолжает по-другому:

И через час ему приносит Записку грязную лакей. Что это? чудо! Нынче просит К себе на вистик казначей…