У окна спальни появился Кристиан; он постучал по стеклу и что-то крикнул. Хаксли не расслушал, что, но, вероятно: «подождите меня!»
Именно тогда Хаксли нашел «подарок», если это можно было назвать подарком. Он лежал на снегу рядом с воротами: кусок грубой материи, в которую были завернуты два двухдюймовых сучка и желтоватая кость от какого-то небольшого животного, возможно лисы или маленькой собаки. Во всех трех были проделаны дыры. Сверток слегка занесло снегом, но он заметил его, откопал и открыл перед восхищенным взглядом мальчика.
— Она оставила тебе подарок, — сказал Хаксли сыну. — Совсем маленький. Но это, наверно, талисман, приносящий удачу. Как думаешь?
— Не знаю, — сказал Стивен, но взял кусок материи и ее содержимое, и потер пальцами все три предмета. Он выглядел скорее озадаченным, чем разочарованным. Хаксли поддразнил его, на мгновение забрав подарок обратно — он хотел более тщательно проверить обломки. Сучки, похоже, были от терна, гладкая, тонкая кора. Кость оказалась шейным позвонком.
— Приглядишь за этими маленькими штуковинами, Стив?
— Да.
— Мне кажется, есть волшебное слово, которое надо им сказать. Оно само придет к тебе, внезапно…
Он выпрямился и пошел к дому. В двери, ведущей в кухню, появилась Дженнифер, заспанная хорошенькая женщина, крепко обхватившая себя руками, от холода.
— Что за беготня с утра пораньше?
— Старый лис-барабанщик, — уныло сказал Стивен.
Дженнифер мгновенно проснулась:
— О, нет! Лис? На самом деле?
— Боюсь, так оно и есть, — спокойно сказал Хаксли. — Забрал все.
Пока Дженнифер вела замерзшего мальчика завтракать, Хаксли повернулся и опять посмотрел на Райхоупский лес. Внезапно взлетели вороны, нарушив тишину спокойного воздуха. Они привлекли внимание Хаксли к группе падуб, стоявшей недалеко от разрушенных ворот, там, где говорливый ручей входил в лес. Это и был его путь в более глубокие зоны лесной страны, и ему показалось, что он увидел там движение, однако до него было слишком далеко и Хаксли не мог быть полностью уверен.
Да, два куска сучка и кость вряд ли стоят двадцати цыплят. Но тот, кто был здесь прошлой ночью, хотел, чтобы Хаксли знал о его визите. Это было, он чувствовал, неприкрытое приглашение к встрече в тенях.
ДВА
Райхоупский лес, без всякого сомнения, является изначальным лесом, осколком дикого леса, выросшего после последнего Ледникового периода. Он, используя непонятную силу, сумел создать собственную защиту от уничтожения. Невозможно зайти в него слишком далеко. В конце концов я сумел приникнуть в него немного дальше, чем та жуткая поляна, на которой находится Святилище Лошади. Я не единственный посетитель этого места отправления культа, но, конечно, мои товарищи «паломники» приходят из леса, из зон и скрытого мира, недоступного мне. Я изобрел слово «мифаго», чтобы описать эти создания из забытых легенд. Оно происходит от выражения «миф имаго», то есть образ мифа. Эти формы — разнообразные древние герои — родились от невидимой и неслышимой связи между нашим обычным человеческим бессознательным и осязаемым, почти материальным сознанием самого леса. Лес наблюдает, слушает и вытягивает наши сны…
После оттепели пришло время дождя, монотонного и бесконечного ливня, который длился часы и дни и поверг в депрессию не только тех, кто жил вокруг Оак Лоджа, но и все графство, так что все двигались медленно и угрюмо и, казалось, потеряли всякое настроение. Но когда дожди кончились и последнее грозовое облако улетело на восток, свежая энергичная весна придала новые краски лесу и полям, и, словно выйдя из спячки, в полдень одного из ранних апрельских дней на сцене появился Эдвард Уинн-Джонс, который приехал к Хаксли из Оксфорда, принеся с собой восторженное настроение.
Уинн-Джонсу тоже было за сорок. Он читал лекции и занимался исследованиями в области исторической антропологии в Оксфордском университете. Нервный человек, с странными и раздражающими привычками, из которых самой заметливой и надоедливой было курение чудовищной трубки, калабаша[2], извергавшей из своей чаши вонючий дым; и он не делал ничего, чтобы улучшить атмосферу вокруг курильщика. У него был взгляд, как у хорька, а также слегка кислое выражение лица. Однажды Дженнифер Хаксли восстала против калабаша, который не давал детям успокоиться, но Уинн-Джонс, похоже, посчитал ее слова неуместными — попыхивая на «приятелей» (так он называл мальчиков Хаксли), он сидел как ни в чем ни бывало и излагал тоном лектора свои идеи.
2
Калабаш — курительная трубка из тыквы. Трубки-калабаши начали свою историю в Африке в XIX веке. «Калабаш» в переводе означает тыква, и именно это название прижилось, обозначая трубку совершенно определенного вида и конструкции. Изготавливается она из двух компонентов. Первая часть — это оболочка из тыквы, вторая — чаша для табака из пенки.