Женщины изумленно съежились, обернувшись к затемненному углу. Оттуда раздался сиплый кашель. Тогда Тяо сорвалась с места и бросилась на колени перед лежанкой. Чжэнву скоро отмерла и, хмыкнув, вновь сощурилась над работой.
– Коли полегчало, поздороваться хоть мог, старый сыч.
Иссохшие губы подернула улыбка. В холодном свете талисмана исхудавшее лицо Ванго было совершенно как у мертвеца. Только глаза горели прежними насмешливыми огоньками, грея израненное сердце Тяо. Та помогла ему приподняться и выпить холодной воды.
– Ко мне приходила Хранительница, – сказал Ванго, как только отнял губы от ковша.
Руки Тяо дрогнули, чудом не выплескивая на рубашку Ванго родниковую воду. Чжэнву только прислушалась, замедляя движение рук.
– Все это время Хранительница наставляла меня. Теперь я знаю, как управлять чужими снами.
___
脏 (цзан) – внутренности, грязный
子 (цзы) – 1) сын, 2) вести себя, как подобает сыну
雨露 (юйлу) – дождь и роса (об обильных милостях, благодеяниях)
证人 (чжэнжэнь) – свидетель
德明 (дэмин) – добродушный
翔 (сян) – летать, парить, подниматься
晓明 (сяомин) – рассвет
Я так рад видеть тебя
Сегодня Чжу Мао увидел во сне, как во внешнем мире проходит свадьба. Точнее, ее кульминационная часть – сиянь.
Стол ломился от еды: двенадцать видов разнообразных блюд источали пряные ароматы и жар. Более всего в глаза бросалась тарелочка с цзяоцзы, от которых исходил молочно-белый пар. Даже стоящий поодаль Чжу Мао ощутил в животе тянущее чувство голода, а рот его совсем как в действительности наполнился сладкой слюной. Иногда его пугала подобная телесная чувствительность к происходящему в чужих снах.
Создательница сна – та, которая грезила о собственной свадьбе – торопливо разливала призрачным гостям вино, низко пригибая голову. Ее красные одежды резко выделялись на фоне плохо обрисованных лиц и силуэтов. Чужое волнение (и с ним трепетная радость) передавалось неспособному укрыться от чужих чувств Чжу Мао. В этом сне он узнал, что пельмени – это пожелание множества детей и что по брачному договору девушку совсем скоро должна будет взять под покровительство чужая семья. Вот только лицо жениха было так же размыто, как и прочие, но невеста продолжала прятать слезы счастья в поклоне и улыбаться накрашенными губами, будто совсем не замечала отсутствия чужого лица.
Чжу Мао наблюдал за сном незнакомой ему девушки из внешнего мира, как ему показалось, являвшейся ровесницей Тяо. Видимо, она очень сильно хотела замуж, вот только наяву пока что не получила ни от кого приглашение.
После раздачи угощения сон смазался, предстал перед глазами единым белым пятном и выбросил Чжу Мао из себя. Тот некоторое время лежал, прислушиваясь к тишине, а после разомкнул глаза. Сквозь распахнутую дверь в пустую землянку просачивался утренний свет.
Пусть Мао подобно паразиту проникал в чужие сны и питался трепетно оберегаемыми секретами своих жертв, по пробуждении он чувствовал усталость и опустошенность – будто с обретаемыми знаниями терял частичку себя. Потому и сейчас он бестолково смотрел в потолок, пытаясь вспомнить, что тревожило его прошедшим днем. А когда вспомнил, поежился.
Переодевшись, Мао подкрался к двери, надеясь незаметно выскользнуть из землянки, и крупно вздрогнул от всплеска воды.
– Мгм? – уставился на него Ванго.
Так они глядели друг на друга с фэнь: Мао, привставший на носочках и сутулящийся, и Ванго, сидящий на лавке с ногами в тазу.
Первым отмер Ванго. Бросив в таз щетку, которой соскребал со стоп налипшую грязь, он подпер рукой щеку и весело сощурился.
– Рано поднялся. Так может, нарвешь отцу одуванчиков до завтрака? У меня суставы с часа тигра ломит.
Чжу Мао не изменился в лице, терпеливо снося и воткнутый меж лопаток насмешливый взгляд, и густеющий во рту кислый вкус отвращения. Здороваясь по пути с другими жителями Лаокэсо и обрывая подножные одуванчики, Чжу Мао все сильнее ощущал нарастающее раздражение. Видимо, все местные дети, желающие попытать счастье на вступительных экзаменах в школе Юйлу, уже отправились в путь. Пятую ночь подряд Чжу Мао попадает в бесполезные сны глупых парней и девиц, чьи мечты ограничены лишь однообразной жизнью в деревне, мелочными обидами и страхами.
Юноша присел на корточки, обрывая одуванчик с самым толстым стеблем. Солнце пригревало макушку, а сквозь сапоги просачивалась утренняя роса. Чжу Мао обкусил одуванчик у основания и с наслаждением втянул сладковатую каплю сока.
Три года он по крупицам собирал сведения о мире заклинателей и небесных богов. Тринадцать лет – поздний, но все еще возможный срок для того, чтобы покинуть лесные владения демоницы и, может быть, навсегда избавиться от проклятия и Скверны. Но как упавший в тень корней сладкий плод постепенно покрывает плесень, так и каждое утро последних дней дерзкие планы и мечты Чжу Мао испытывались новым разочарованием. Времени оставалось все меньше, а взрослые как назло за две недели так и не покинули Лаокэсо. Бежать в их присутствии было самоубийством – Чжу Мао не пробовал, но отчего-то точно знал, что Тяо найдет его в ту же ночь.