Сок одуванчика так и не смог перебить во рту кислый привкус. Мао сплюнул, поднялся на ноги и направился обратно к Ванго.
В дверях он столкнулся с сестрой. Чжу Мао посторонился, давая Тяо проход, но та странно окаменела, смотря перед собой.
– Сяо Мао, – улыбнулась она, и в ее глазах блеснула осмысленность.
Пригнув голову, дабы не удариться о дверной проем, она встала подле Чжу Мао.
– Одуванчики? Ступу... Я как раз недавно у лао Чжэнву брала. Посмотри на моей полке. И верни потом бабушке, хорошо?
У нее в руках был узелок с одеждой. Но для стирки приходилось набирать воду в притоке реки, лежащем в ста чжанах от поселения, потому стирка проводилась организованно, по определенным дням. И сейчас было не в пору.
– Чжэнву уже на посту? – крикнул из хижины Ванго.
Тяо откликнулась:
– Еще рано. Я как раз зайду к ней. Спрошу, надо ли чего.
– Так даже лучше. Этой весной утренние часы обманчиво солнечные. Лучше ей поберечь себя!
Погруженная в себя, Тяо улыбнулась лишь уголками губ и направилась к хижине Чжэнву. Сквозь проем двери до Чжу Мао донеслось покряхтывание.
Чжу Мао зашел внутрь землянки, тут же выхватывая из полутьмы фигуру Ванго. Он уже сидел, подбоченившись о подушку, набитую сушеными травами, и с нескрываемым любопытством смотрел на копошащегося в противоположном углу Чжу Мао. Тот разложил одуванчики на тряпице, а затем вынес их сушиться на солнце. Вернувшись, Чжу Мао с порога быстро посмотрел на Ванго и спросил:
– Тебе больше ничего не нужно?
– Тяо напоила меня ягодным отваром, но нагружать ее еще большими заботами о старике... Посмотри в погребе, вроде та спиртовая настойка еще не кончилась. Суставы нужно растереть – и в тепло... Ох... Голова у меня тяжелая, шестой шичэнь от боли мучаюсь.
И Ванго застонал, пытаясь устроить голову на подушке.
Если даже отец взаправду чувствовал себя плохо, Чжу Мао помнил дни, когда Ванго упрямо молчал, терзаемый Скверной. А потому даже при наличии весомых доводов Чжу Мао не мог отделаться от ощущения, будто Ванго пытается вывести его из равновесия.
Но все же Чжу Мао послушно подошел к накрытой доской дыре в полу, служившей им погребом, и вытащил оттуда горшочек с терпко пахнущей настойкой. Он сел перед Ванго, задрал его свободные штаны, обнажая колени. Облив спиртовой настойкой тряпицу, он начал втирать ее в чужую бледную кожу. Затхлый воздух быстро напитался горечью, а сам Ванго будто тоже оживился, перестав притворяться немощным старцем.
– Ты чего такой смурной? До сих пор витаешь в чужих снах, А-Мао?
Движения мальчика ускорились, а губы в напряжении сжались. Слова старика внешне не несли никакой угрозы, вот только Ванго пару месяцев назад проникнул в его собственный сон. Тогда Чжу Мао под впечатлением от волнений и мечт незнакомых ему мальчишек видел сон про подвиги и быт светлых заклинателей, представляя себя на месте одного из благородных юношей в белом. Ванго позволил его уязвимому сознанию некоторое время показывать все более и более абсурдные сцены. А после на самом сладком моменте несбыточного сновидения Ванго вышел из полумрака и засмеялся, тяня противное "А-Мао".
С тех пор Чжу Мао будто нарастил на своем теле иголки, выпуская их каждый раз в присутствии с Ванго. Сам же Ванго лишь принялся находить еще больше поводов напомнить о себе и озадачить своего младшего воспитанника.
Кожа на колене Ванго начала алеть, и Чжу Мао принялся за другую ногу. Ванго, не дождавшись ответной реакции, лишь вздохнул, закладывая за голову руки.
– А помнится, пару лет назад А-Мао просил своего болезного отца о помощи и внимательно внимал его наставлениям. Теперь же этому Ванго уже нечему тебя учить. Хотя Чжэнву жаловалась, что ты отлыниваешь от занятий с Тяо.
Чжу Мао неприязненно поморщился и обтер высокий лоб тыльной стороной ладони.
– Мне гораздо ближе заклинательство снов. Если бы Хранительница рассказала об этом способе раньше, мама сейчас была бы жива.
Пожалуй, Чжу Мао хотелось загнать Ванго в угол, заставить его пристыженно замолчать и всерьез задуматься над словами того, над кем постоянно потешался. Но манипулировать тем, кто однажды уже пробрался в твое подсознание, было тщетным занятием.