– Если не потеряешь эту, я вырежу тебе ребристую, как хвост дракона, – стекшая по плечу ладонь легонько подтолкнула Мао к лесу. – Помоги сестре. Но дальше зарослей орешника не уходи.
Мао склонил голову еще ниже и только после этого позволил себе отвернуться от самой старшей Чжу. За свою жизнь Чжэнву видела больше семидесяти весен и из них только последние семь совсем не выходила на Охоту. Ее иссохшие конечности становились удивительно проворны, когда Чжэнву позволяла темной ци пропитать свое тело. Ее молочно-белые глаза могли видеть то, что было неподвластно острому детскому зрению восьмилетнего Мао. Сознание Чжэнву было ясным, даже когда изо рта ее безостановочно лились самые сложные и опасные заклинания.
"Воистину, Хранительница благосклонна к женщинам!" – думал Мао каждый раз, когда видел почтенную Чжэнву и болезного Ванго вместе.
Подхватив с земли глиняную миску, Мао сначала направился к речке, чтобы на одном из влажных камней тщательно стереть с нее грязь. Подставив лицо утреннему солнцу, Мао омыл его, избегая линии волос, чтобы не испортить работу лао Чжэнву, а после вспорхнул с камня и направился в запретные прежде пределы леса.
При виде новых и доступных для исследования солнечных полянок и не обглоданных другими детьми Чжу кустарников, мысли Мао быстро очистились от воспоминаний прошлых ночей. Теперь он мог находиться здесь совершенно один, в отсутствие контроля строгой Тяо и ленивого взгляда насмешливого Ванго. Миска быстро наполнилась голубикой, но, прежде чем возвращаться к Чжу, Мао решил сам наесться вдоволь, чтобы оставить сестре все собранное и не претендовать на него. И вот, спустя шичэнь своего маленького путешествия, вовсе позабыв обо всем, Мао лежал на спине, широко раскинув руки, наслаждаясь теплом солнца, свежестью леса и покоем одиночества.
Чужой вскрик выдернул Мао из блаженства полудремы. Птицы стихли, а прежде замедлившееся время вновь родило тревогу в детском сердце. Нет, это не был страх за близких ему людей. Ведь вскрик в действительности был чужим — незнакомый мужской голос, пропитанный болью и ужасом.
Мужчина кричал снова и снова, замолкая едва ли на фэнь. Опустив взгляд и прижимая миску к груди, Мао аккуратно переступал через скрюченные корни деревьев, стараясь не вслушиваться в стихнувший лес и разрывающие голову крики. Маленький Мао понимал, что это Чжу вернулись с охоты, а значит, Ванго подарен еще один шанс на жизнь.
Тяо сидела на бревнышке у костровища – там, где утром Мао окликнула бабушка. Сестра ссутулилась, уперев локти в колени, но не комкала подол, как делала это прежде. Только услышав шелест торопливых ног, Тяо разжала побелевшие от напряжения губы и обернулась. Мао, что сорвался на бег, как только увидел сестру, нырнул к ее руке, обхватывая и вжимаясь всем телом. Под ухом гулко бухало сердце, но во взгляде, что насупленная сестра вновь устремила перед собой, ожесточилось упрямство.
Мао, не добившись ответного взгляда, понурил голову, тоскливо смотря в доверху наполненную ягодами миску, до этого такую желанную, а теперь оказавшуюся совсем не нужной и лежащую прямо в ногах Тяо. В уголках глаз скопилась влага. Мао не мог объяснить, почему именно эта мелочь вызвала у него первые слезы, но ему отчего-то стало нестерпимо жаль себя.
Опустевшая поляна казалась огромной и неуютной. Яркое полуденное солнце, безразличное к чужим страданиям, освещало лишь вход в землянку, не заходя во тьму. Мао хотел встать и задвинуть дверь, запирая внутри всех присутствующих, затыкая огромным камнем этот нескончаемый вопль, но не мог даже расцепить потеющие ладони. Так они сидели вместе еще с палочку благовоний, вслушиваясь в чужой крик и сжимая друг друга в объятиях.
– В этот раз почему-то так долго... – пожаловался Мао в новой попытке разделить с сестрой свой собственный страх.
Ладонь, которой Тяо накрыла впившуюся в ее плечо руку, оказалась влажной. Пальцы двинулись в короткой ласке, и сестра кивнула, больше стараясь приободрить саму себя, нежели Мао.
– Лао Чжэнву предупреждала, что папе придется непросто. Не бойся. Папе помогут.
Она мягко сжала чужую ладонь, но подскочила в тот же миг, когда из землянки донесся вскрик Ванго. Повиснувший на руке брат не дал Тяо броситься к дверям, и вынужденное бездействие исказило ее лицо болью и ужасом.
Сквозь невозможные крики чужака они оба разобрали негромкий болезненный стон, едва слышимый из мрака земли. Тяо сделала пару шагов вперед, протаскивая за собой брата. Мао тянул ее вниз, не думая о чужой боли, практически лежал коленями на ее ступнях. Потные ладони скользили по коже, вновь и вновь забираясь под рукав ханьфу. Мао тянулся вверх, силясь поймать взгляд сестры.