Мы переглянулись. Кто-то что-то понял? Соня и Ант пожали плечами, продолжая стоять с поднятыми руками.
Лесовик снова поднял голову, мутным взглядом посмотрел на меня и произнес членораздельное, но не понятное слово.
- Бур.
Что оно означало, я конечно же не знал.
- Что значит «бур»? – прямо спросил я, разведя руки в стороны.
- Бур, - повторил лесовик. А затем поднес одну руку с выставленным указательным пальцем ко рту. – Бур. – И смешно пошлепал губами.
- Чего он хочет? – прошептал Ант. – Еды?
- Нет, - ответила Соня, - скорее воды.
Она безбоязненно скинула с плеч рюкзак, достала бутылку воды, показала лесовику.
- Вода? – громко спросила она, показывая, как ее пьют из бутылки.
- Бур! – кивнул лесовик, протягивая руку.
Соня, медленно ступая, подошла.
- Давай я, - прошептал я, когда она шагала мимо меня.
- Нет, я сама! – она обошла его раскинутые ноги, ближе подходить не пришлось. Почти двухметровая лохматая рука вытянулась, аккуратно взяла у нее уже открытую бутылочку, которая утонула в ладони, поднесла к закинутой голове, и леший за раз осушил емкость.
- Пака, - довольно произнес лесовик, протягивая пустую бутылочку обратно Соне. Прозвучало не как «пока», а с ударением на первом слоге.
Похоже, два слова мы из лексикона диких людей уже знаем. Бур – вода, пить, пака – хорошо, вкусно. Примерно так.
Продолжаем разговор?
Но лесовик, откинулся головой назад, хорошо приложившись к собственной дубине, и затих. Минут на пять.
Первую минут мы продолжали стоять с поднятыми руками.
Потом опустили руки.
Потом тоже сели на землю, следя за его реакцией.
- Похоже, он решил вздремнуть, - выразил мнение Ант. – У них это, видимо, способ быстрее восстановить силы.
- Вообще-то, - вставила Соня, - у всех животных этот способ используется.
Ант скривился, глянув на Соню. Мол, чего умничаешь?
- А что, у нас выбор есть? – спросил я. – Ждем, пока снова оклемается.
Леший лежал, отдыхал, восстанавливался. Мы сидели, смотрели на него, прислушивались к Лесу. Тревога росла. Если он еще тут минут десять проспит, то снова набегут волки. Или зайцы какие-нибудь хищные на запах крови. Или еще кто похуже.
- Может, его по щекам похлопать, - предложил я, - в чувство привести?
- Ну, а какие еще варианты? – спросил Ант. – Мы это туловище даже втроем не утащим, килограмм триста, не меньше. И, представляешь, это у них еще молодой самец, если так можно выразиться.
- Короче, - я поднялся. – Ждем ровно минуту, будим принудительно!
Не успел я досчитать до двадцати, как огромное волосатое тело вздрогнуло, зашевелилось, не обращая на нас внимания, сначала село (снова стало примерно с меня ростом), а потом, опершись на руки, не без усилий, поднялось. Посмотрело на нас с трех метров осмысленным, умным взглядом, шагнуло, оступилось, сморщилось – нога-то прокушенная еще болит. Ант подскочил к нему, приобнял за талию, которая у этого коротконогого гиганта была примерно на уровне его плеч. Гигант кинул на него благодарный взгляд, положил широченную ладонь-лопату на плечо. Я, не долго думая, подбежал с другой стороны, сделал то же самое. Получил и на свое плечо руку весом с небольшое ленинское бревно. Присел, но, глянув вверх, улыбнулся.
- Все хорошо! – сказал. – Мы дойдем до дома! Где дом?
Брови наверху сморщились. Он пытался понять.
И ответил, указывая рукой в заросли. На эту секунду на плече полегчало.
- Покр! – сказал леший. – Пака!
- Я все понял, дружище, - кряхтя, ответил я, - нам туда, там покр, то есть дом, да?
Леший глянул на меня как-то по-особенному, вскинул брови, будто удивился, сказал почти восторженно:
- Ха! Покр! Пака!
Я натянуто улыбнулся. Ант с другой стороны волосатого тела выглянул.
- Что он говорит? Ты что, понимаешь?
- Почти, - ответил я, - похоже, у нас новое слово «ха»!
Соня показала рукой направление, спросила:
- Туда?
Леший кивнул, повторил:
- Ха. Покр.
- Я все поняла, - сказала Соня. – Это значит «да»! Он сказал «да, дом»!