–А? – Растерялась сонная девушка.
–Ага! – Крикнула старуха. – Вставай говорю, я у лешего семена травы волшебной взяла, а сорняки убрать надо. Скорее! А то вот – вот семена прорастут в земле, а ты еще лежишь! – В ответ Мара только протерла глаза да зевнула. – Вставай говорю! Приютила ее, накормила, неблагодарная!
–Да, помогу, помогу я вам. – Ноги девушки еще дрожали с дороги, а тело обмякло, она очень мало спала и ни сколько не отдохнула.
–Да уж изволь. – Старуха фыркнула и хлопнула дверью.
Мара пошатываясь встала с кровати, по привычке, завязала свои растрепанные волосы в косы и вышла во двор. На месте шалаша стоял деревянный домик очерченный ветхим забором, на краю крутилось пугалко на жерде с тыквой вместо головы, в белом платье и со страшными длинными руками из веток. Возле дома проросла лебеда и крапива, а грядки с волшебной травой от лешего нигде не было видно.
-А где травка то посажена? – Мара зашла в дом и увидела, как Старуха девичьи платья убирает, да в печь заталкивает. “Странно, не видела у нее дочерей” – Девушка начала присматриваться вокруг, но виду не подала.
–Как нет? Как нет? – Манья дунула на угли и в печке моментально затанцевало зеленое пламя. Она развернулась к гостье и уперла руки в бока. Печка разгорелась, платья затрещали. – Раз там нет, так поди редьку пропали. Что встала? Видишь я болею, ноги не держат, да руки слабы уже. – Мара ничего не ответила и молча вышла во двор.
Старуха Манья напомнила ей о матери, от которой она так хотела убежать. Правда, сложнее было убежать от ее голоса в голове, чем из дома: “Ишь, куда пошла то? Силы тебе подарили? Ну-ну! Платье нацепила она. Сбежала лучшей доли искать? А мать на кого оставила? Не дочь, а проклятье!”.
Маре не хотелось помогать старухе, но так совестно было. Ведь она и правда приютила ее, накормила. “Вот прополю и пойду дальше!” – твердо решила девушка.
Земля была сухая сухая, потрескавшаяся, будто бы и не лил ночью ливень, а жара стояла страшная. Девушка села на сухую землю и принялась за работу. Как полдень наступил, возле забора показался мальчик, что был постарше, с тяжелой охапкой дров, он тяжело дышал, краснел, но тащил дрова к дому.
-Так много сразу. Ты такой сильный. – Прервалась Мара.
–Наверное. – Пожал освободившимися плечами худой мальчик.
–А, вернулся, дров принес? Или силенок не хватило? – На крыльцо вывалилась Манья, выглядела она довольной и отдохнувшей.
–Принес. Мам, вынеси воды пожалуйста. – В отличии от Маньи у сына ее были черные – черные волосы и темные глаза.
–А что, самому не в моготу? Рук ног нет? – Старуха зыркнула на сына и осталась на крыльце. Мальчик замолк и ушел в дом. Мара тяжело вздохнула, ей очень горько было видеть истории, от которых, как она думала убежала прочь, за колодец.
–А вы не видели кошку черную? – Девушка продолжила убирать траву, уткнувшись в землю, лишь бы не встречаться взглядом со старухой.
–Видела. Выгнала я ее. Мышей у меня нет, а лишний рот кормить нечем. А мне еще ужин готовить! А ты давай, не зевай. – Старуха скрылась в доме, хлопнув дверью. Мара слышала, как Манья окликнула сына, велела тесто замесить, огонь разжечь да начинку приготовить, а сама уселась в кресло и закурила трубку.
Второго сына не было видно, позже, когда мальчик вышел рубить дрова, Мара спросила, где его братец. Тот ответил, что его брат ушел играть с их сестричкой за болото. Топор был велик для него, мальчик пыхтел, потел, несколько раз чуть не саданул себе по пальцам, но продолжал рубить. Когда дело было закончено, раскрасневшийся, он поспешил перетащить дрова в дом.
Мара сидела на земле, пыталась отдышаться, отгоняла насекомых веткой полыни и смотрела за тем, как мальчишка носится туда сюда.
–Не балует тебя матушка. – Полынь душистая наполнила легкие и распахнула дверцу. Ноэль вздохнула, наконец, работа была сделана. Она распустила косы, вскинула голову и осматривала владения Старухи.
–Она говорит, что я мужчина, и как настоящий сын, должен о ней заботится. Она говорит, что так хорошие дети себя ведут. А я не хочу быть плохим. Плохих никто не любит. – Мара не ответила, вдохнула сильнее запах полыни, моргнула и увидела, что дом старухи начал преображаться.
Вместо грядок, возле ног расползлись незнакомые растения серого цвета с острыми багровыми шипами. Дом поблек, осунулся и истощал. Окна заколочены, сквозь щели в стенах, проникала липкая тьма. Чучелко на краю огорода оживало, тонкие руки из веточек схватили маленького воробушка на заборе сдавили его настолько сильно, что выдавили жизнь и закинули в гнилой тыквенный рот. Мальчик же почти не изменился, только стал бледнее, чем снег суровой зимой. Его щеки были впалые, глаза не светились от жизни, скорее блестели как стекло.