Море, прилегающее к западному побережью Северной Америки, выглядит бескрайним, могущественным, неприступным и чистым. Непрекращающийся тяжелый рокот волн, набегающих на берег, — такой неотъемлемый от планеты, большую часть которой занимает Океан, — кажется таким же самоуверенным, как и всегда. Для завершившей свой долгий и трудный перелет крачки эпохи миоцена сверкающие гребни волн выглядели точно так же, как и для крачки наших дней. Эхолокационный аппарат серых китов, которыми некогда изобиловали здешние воды, также не уловил бы каких-либо изменений в очертаниях бордерленда континента, хотя если бы раз в несколько тысяч лет какой-нибудь левиафан поднимался из своей водной могилы, он мог бы заметить, что некоторые подводные вехи медленно, по неуклонно сдвигаются.
Однако это кажущееся постоянство и незыблемость обманчивы. Скалы и вода будут продолжать вести себя, как всегда, даже если не будет ни одного живого существа, чтобы заметить это. Но все красивое и ценное, что есть в море, создано творцами, развившимися в пространстве между волнами и скулами и породившими дивные сообщества жизни, освещаемые пробивающимися сюда лучами солнца.
Удивительные по красоте и представляющие собой в самых разных отношениях большую ценность, полные жизни и в то же время такие уязвимые места лежат очень близко от поверхности океана и его окраин. Это крайне чувствительное к посторонним воздействиям пространство, настоящее царство водорослей — от мельчайших планктонных форм до растений-гигантов — претерпело за последние пятьдесят лет колоссальные изменения. В течение какого-то времени эти изменения остаются невидимыми, но их последствия прорываются теперь в морских биоценозах на всех уровнях.
Влияние этих изменений на существа, населяющие Тихоокеанское побережье, столь многообразно, что о многом мы можем только догадываться. Это и судорожные усилия погибающих зеленых клеток, и гноящаяся зудящая язва или пульсирующая опухоль на обтекаемом теле, и преждевременные роды, струя теплой жидкости и недоумение самки, лежащей на влажной скале над холодным морским прибоем. Таково истинное положение дел в природной среде на Тихоокеанском побережье.
Впечатление: III. Берега «внутреннего космоса»
Это было чем-то вроде зеркального изображения космического запуска по программе НАСА. Двое людей в небольшой герметичной капсуле, которая зависла над голубой бездной. Оборудование и средства связи прошли проверку, но сам момент погружения в воду происходит без фанфар. Никакого отсчета времени, только резкий звон стальных скоб и тросов — и "Нектон" отделяется от судна.
Путешествие по "внутреннему космосу" будет коротким, всего лишь на глубину 600–700 футов, но мы приземлимся в такой точке планеты Земля, которую до нас не видел ни один человек.
Я спущусь гораздо глубже тех мест, в которых я бывал в костюме аквалангиста. Подводный аппарат доставит меня на территорию, которую я только рисовал в воображении во время своих предыдущих путешествий надо дном внешней части континентального шельфа. Я буду пристально всматриваться в темнеющую воду и увижу песок, лежащий далеко внизу. Передвижение по этим равнинам на краю лишенной солнца пустыни можно сравнить с посещением новой планеты, мира, населенного экзотическими и прекрасными созданиями, но смертельно опасного для человека, не защищенного техническими приспособлениями.
Ниже приводятся выдержки из дневника, который я вел в июле 1974 года во время организованной биологами из Национального управления морского рыбного хозяйства США (NMES) экспедиции, занимавшейся изучением бентоса. В качестве приглашенного члена этой научной группы я совершил два погружения в подводном аппарате «Нектон» на дно подводного каньона на самой кромке континентального шельфа.
Отправление из Вудс-Хола задержалось на несколько часов. Наконец все погружено и закреплено, включая пару новых батарей, приобретенных в городе в последнюю минуту. Они предназначены для ярко-желтого подводного аппарата «Нектон», закрепленного на кормовой палубе.
Наконец, около 5.30 пополудни, судно покидает Большую гавань. Мы на борту стального катамарана, длина которого 95 футов. Палубы перекинуты в нескольких футах над ватерлинией. Судно начинает покрываться ржавчиной, но выглядит прочным. Его спаренные корпуса уверенно продвигаются через Виньярд-Саунд. Волнение умеренное. Я не могу, обнаружить у себя никаких признаков морской болезни даже после довольно плотного обеда — жареной куриной грудки с рисом и зеленым горошком.