Я отмотал кусок ленты с барабана самописца и увидел, что в течение последнего часа под нами было ровное дно, находившееся почти на 80-метровой глубине. Прибор, тихо стрекотавший и щелкавший в углу комнатки, отсчитывал время, которое периодически посылаемые с судна звуковые сигналы тратят на то, чтобы, отразившись от дна, вернуться обратно. Отраженные импульсы регистрировались на медленно двигавшейся бумажной ленте, и бесконечный ряд отметок, шедших тесно одна за другой, образовывал на ленте сплошную грязную линию. На этой же ленте была обозначена вертикальная шкала с отметками глубины воды. Моя работа состояла в том, чтобы каждые пятнадцать минут отмечать на ленте время, а также направление и скорость судна. На основе этой информации предполагалось начертить точный профиль дна по ходу судна.
Эта небольшая и однообразная операция оставляла мне свободными 14 из каждых 15 минут, и я коротал время, разговаривая с рулевым.
Наша беседа происходила в почти полной темноте, только шкалы приборов светились мягким желто-зеленым светом. Мы видели перед собой бескрайний, теряющийся в дымке простор между океаном и небом, на котором вырисовывалась еле видная тусклая луна, висевшая высоко на востоке по левому борту от носа судна. Я узнал, что рулевой, как и большинство остальных членов команды, был рыбаком, летом промышлявшим креветок, а зимой, если позволяла погода, гребешков и менхаденов. Продолжительность коллективного опыта матросов по добыванию в этих водах средств к существованию составляла около 200 человеко-лет. Некоторые из них раньше служили в Береговой охране. Говоря о работе в море, они напускают на себя вид знатоков, что выражается в небрежном тоне и употреблении особого жаргона, в котором, по мнению некоторых лингвистов, сохраняются элементы речи их предков эпохи Елизаветы.
Члены команды, кроме того, были еще и хорошими биологами-практиками, знавшими места обитания и поведения жителей шельфа лучше, чем биологи-специалисты. Они пользовались колоритными местными названиями рыб, например менхаденов они называли поги, мелких камбал — морской язык. Они хорошо различали даже близкородственные виды. Местные капитаны траулеров знали сотни квадратных миль шельфа наизусть или имели самостоятельно выполненные карты с данными о грунтах, местонахождении рифов и обломков кораблей, необычных течениях и популяциях животных. В прежние годы такие люди были незаменимыми гидами для ученых, начинавших изучение подводной целины.
Если команда была составлена из универсальных знатоков моря и его населения, то биологи и геологи, принимавшие участие в этой экспедиции, были специалистами довольно узкого профиля. Хотя мощные приборы, которыми располагали ученые, давали им большие возможности, чем дает членам команды их единственное средство познания — глаза, уши, носы, подошвы ног и, наконец, собственный зад, — я чувствовал, что важны оба способа и вида знаний. Действительно, чтобы понять природу подводного мира, необходим, вероятно, их синтез.
Многие ученые сегодня проводят слишком много времени в стенах лабораторий, исследуя экологию с помощью компьютеров, получающих неполноценную информацию вследствие несовершенства наших знаний. Хуже того, они, ученые, вовлекаются в деятельность бюрократической машины. Новая Большая Наука требует отвлечения огромного количества времени, предназначенного для науки, на дипломатические уловки и компромиссы, имеющие целью вырвать деньги у ведающих фондами организаций. Невольно возникает вопрос: не душит ли бюрократический спрут будущих Ньютонов, Дарвинов и Эйнштейнов? Мы теряем возможность остановиться и осмотреться и, вероятно, подавляем в себе способность размышлять и проверять, интегрировать и синтезировать. Даже возникающие в повседневной жизни вопросы, имеющие большое практическое и личное значение для ученых, теперь часто познаются случайно.
Вскоре после завтрака, к которому я чуть прикоснулся, у нас была очередная станция, во время которой мы использовали небольшой биологический трал, представлявший собой миниатюрный вариант промыслового трала. Мы находились у кромки шельфа, на самой дальней из запланированных нами на юге точек. Улов был чрезвычайно разнообразным, с большой примесью ярких форм Карибского моря — морские звезды, крабы, крупные и небольшие моллюски, и много рыбы, и все они обитали на покрытом ракушником дне, на стометровой глубине.