Не намеревался сдаваться и полковник Михайлов – распорядился задержать всех допрашиваемых как подозреваемых. Здесь нашла коса на камень. У кого крепче окажутся нервы. Поместили всех задержанных порознь, так чтобы им невозможно было сговориться. Для пущей убедительности во дворе школы, куда поместили упирающихся, разыграли спектакль: имитировали расстрел заключенных, видеть который они не могли, но зато прекрасно слышали все сопровождающие команды и слаженный громкий залп карабинов. А далее хладнокровное распоряжение:
– Загружай трупы в грузовик. По-быстрому!
– Есть, товарищ старший лейтенант… Поднимай его… Покрепче держи, чтобы не свалился. Тяжелый-то какой!
Раздавался глухой и мягкий стук упавшего тела о дощатый пол грузовика, а затем звучало удовлетворенное:
– Все правильно, здесь посвободнее, для других должно место остаться… Давай следующего тащи…
– Рядышком лежат, как на параде. Молодец, сержант. Кто тебя учил так ловко трупы складывать?
– Никто, товарищ старший лейтенант, просто я думаю, что в любом деле порядок должен быть, – отзывался бодрый тенорок.
Несмотря на негромкие голоса, какими говорили военнослужащие, акустика во дворе школы была почти театральной: доносила до камер каждое оброненное слово. Глядя на зарешеченные под самым потолком окна, Михайлов видел, как из них тонкими осязаемыми струйками к серому небу поднимается животный страх.
Оставался последний акт в незатейливой самодеятельной постановке, чтобы в должной мере произвести впечатление на тюремных слушателей, и старший лейтенант не подвел, басовито и громко посетовал:
– Сержант Анищенко, отвези расстрелянных в овраг у хутора Ветошки.
– Товарищ лейтенант, но там уже есть свежее захоронение.
– Ничего, как-нибудь спрессуются… А потом, лежать вместе как-то повеселее.
Громко хлопнули затворяемые борта грузовика. В тюремном дворе неровной волной поднялась кирпичная темно-красная пыль. Двигатель машины энергично затарахтел, кузов нервно затрясся и, гремя по асфальту тяжелой цепью, «Студебекер» выкатился на простор. Зловеще бухнули ворота, затворяясь, поставив в заключительном акте жирную точку. Теперь оставалось набраться терпения.
Ждать результата пришлось недолго. Через пятнадцать минут подошел дежурный офицер и доложил:
– Товарищ полковник, на допрос просятся пять человек.
– Сразу пять? Хм, неожиданно. Среди них есть Франко Ковальский?
– Есть. Он первый постучался.
– А кто еще четверо?
– Крестьяне из четвертой камеры.
Приперло! Осталось только выбрать, кого именно первым вызвать на допрос.
Прежде чем крестьян поместить в камеры, с каждым из них полковник Михайлов провел обстоятельную беседу. Выглядели они весьма простовато – обыкновенные жители сельской глубинки. Но в действительности за простотой крестьян скрывалась природная хитрость, столь свойственная людям от земли, помноженная на житейское лукавство.
Изворотливые, умудренные жизненным опытом, они успешно приспосабливались к любому режиму, столь часто менявшемуся на Украине, научились подстраиваться под него. Для крестьянина всегда важно выжить в этом политическом вертепе. Слиться с окружающей средой, мимикрировать, сделаться незаметным, а уж если власти вдруг поприжали и отсутствует всякая возможность ускользнуть, так следует действовать незатейливо: беззастенчиво врать, изворачиваться склизким ужом, без конца клясться, но не забывать о самой главной своей задаче – уцелеть любой ценой!
За крестьянами тысячелетний опыт выживания, это тот народ, с которым не пройдут никакие психологические изыски. Поступают они не логикой навязанных им событий, а простыми естественными инстинктами, свойственными человеку, связанному с природой. И если пожелаешь опуститься до их приземленного природного уровня, то они переиграют тебя в два счета, легко обведут вокруг пальца, оставят с носом. Так что допрос следует проводить безо всяких головоломок, говорить в лоб!
Дежурный стоял у входа и терпеливо дожидался ответа начальника управления.
– Кажется, самый старший из них Петренко? – спросил полковник Михайлов, вспомнив кряжистого пятидесятилетнего крестьянина с длинными, отвислыми едва ли не до самых плеч усами.
– Он самый, товарищ полковник.
– Приведите его, – потребовал Михайлов.
Борис Петренко был наиболее зажиточным крестьянином и пользовался в округе значительным уважением.