А Пум, покончив с обедом, усиленно вилял кудрявой пуговичкой и доверчиво оглядывал весёлую толпу.
Конечно, тут было много и мальчиков, но жизнь уже научила щенка разбираться в людях: это всё были друзья. А привёл его сюда самый лучший друг. И, подойдя к хромому мальчику, он прижался к нему и доверчиво заглянул в глаза.
– Знает его! – послышались восхищённые голоса. – Петька, где ты нашёл такого?
– Сам нашёлся, – с гордостью отвечал хромой мальчик. – Только поглядел на него, а он и пристал. Наш теперь будет.
И он ласково потрепал кудрявую шёрстку.
– А Анна Васильевна что скажет? – озабоченно покачал головой Сергушок. – Если не позволит?
Петя вспыхнул, даже уши покраснели, и сразу побледнел так же сильно.
– Не позволит? – повторил он упавшим голосом. – Не может быть. Она добрая ведь, сам знаешь, мы ей объясним. Пум, иди. Вот сюда!
Пуму не нужно было долго объяснять. Он навострил ушки и, весело взмахнув кудряшками, кинулся из передней в спальню, как ему показали.
Однако, оказывается, без затруднений и тут не проживёшь. Дверь в спальню загораживало первое препятствие: оно было рыжее, лохматое, с яркими зелёными глазами и пушистым хвостом. Сразу было видно: спальня – это дом. Его дом. И никаких щенков в свой дом оно впускать не собирается.
«Мяяаау», – сказало чудовище и встопорщилось ещё больше.
– Васька! – охнула Люба и попятилась. – Он Пумку сейчас…
Но кудрявая пуговичка Пума уже взвилась кверху.
«Ты бы отошёл в сторонку», – сдержанно посоветовал он (по-собачьи это было сказано так: ррруу!).
«Убирайся, пока цел!» (Мяааа!) – взвизгнуло чудовище и стало боком так, чтобы был виден страшный растопорщенный его рыжий хвост.
«Я ещё не дерусь», – тоном выше ответил Пум и маленьким шажком выступил вперёд.
«А я дерусь», – завопил рыжий и с размаху стукнул лапой по Пумкиному чёрному носику.
«Ну так держись!» – рявкнул Пум, и дальше всё закружилось в сумасшедшем танце. Белое налетело на рыжее. Потом рыжее оказалось на столе и столкнуло графин. Потом белое тоже взлетело на стол и смахнуло пару стаканов. Потом оба клубком пролетели по кроватям и стянули на пол подушку. Наконец две молнии, рыжая и белая, пронеслись в столовую, смели со стола чашку и тарелку и лишь тогда разделились.
Рыжее оказалось на буфете. Оно фыркало, плевалось и ужасно кричало:
«Поди сюдааа, поди сюдааа! Я тебе дааам!»
«Дай, пожалуйста! – приглашал белый кудряш и танцевал около буфета. – Ррррыжую шерррсть выдеррру!»
Анну Васильевну не нужно было приглашать. Она сама прибежала на крики, на звон посуды и в ужасе топталась около стола.
– Это что же такое? – спрашивала она. – Откуда оно взялось?
– Это Пум, Анна Васильевна, – умоляющим голосом объяснял Петя, ползая по полу и собирая черепки. Он такой смирненький, такой славненький…
– Вижу, вижу, – отвечала Анна Васильевна, – сразу видно – смирненький. Да откуда вы эту беду притащили?
– Сам прибежал! – хором отвечали дети. – За Петькой. А это всё Васька виноват, он первый, лапой!
– И графин он разбил, – крикнула толстенькая Валя и спешно растолкала ребят. – Я сама видела. И на стол Пум вовсе не сам прыгнул. Он только Ваську за хвост держал и за хвостом на стол втащился. Всё Васька, Васька виноват!
«Мяааууу, – отозвался Васька, нагибаясь со шкафа. – Мяааа, ффф!»
Но Пум на него и не оглянулся. Он подбежал к Анне Васильевне и весело ткнул её носиком в юбку.
– Ну и пёс! – смягчилась она. – Шерсть-то как у барашка. Подбирайте, ребята, черепки, после видно будет…
Но ребята уже и сейчас увидели всё, что требовалось.
– Анна-то Васильевна сразу до чего Пумку полюбила, – тихонько сказала Люба, подметая черепки, и толстенькая Валя с ней согласилась. Анна Васильевна услышала и отвернулась, скрывая улыбку: и как это ребята рассмотреть успели!
– Только помните: если в спальне, да ещё на кровати вашего питомца увижу – сразу выгоню, – строго договорила она, спохватилась, должно быть, что слишком быстро сдалась.
– Обещаем, Анна Васильевна! – дружно закричали все.
– Пум сам даже не полезет, он, знаете, какой умный! – убеждённо добавил Петя и, нагнувшись, ласково потрепал кудрявую спинку.
– Уж и окрестить успели! – усмехнулась повариха тётя Домна. Она тоже прибежала на шум и только качала головой, глядя на кучу черепков. – Ну и пёс! Уж, действительно…
А Васька долго сидел на буфете, время от времени шипел и фыркал, точно сам с собой разговаривал. Слез на пол, когда в столовой уже никого не было, и тихонько прокрался на кухню.
– Поделом тебе, не задирайся, когда тебя не трогают, – встретила его тётка Домна. – Иди уж, там в плошке тебе угощение оставлено. На буфете-то сидя живот, небось, подвело?
Однако Васька до того расстроился, что и есть не захотел: брезгливо ткнулся носом в чашку, подцепил лапкой какой-то кусочек и вдруг с шипением взлетел на печку: в приоткрытую дверь всунулась любопытная мордочка с кудрявыми ушками.
– Ступай прочь, озорник, – весело сказала тётка Домна. – Здесь тебе делать нечего.
Но скрипучая дверь отворилась пошире, и в ней появилась весёлая рожица с растрёпанным хохолком на макушке.
– Тётя Домна! – Люба говорила очень серьёзно, но голубые глаза её так и прыгали от смеха. – Пум совсем даже не озорник. Он вам письмо написал, а то вы не знаете, чего ему нужно. Пум, покажи!
Услужливые руки проворно втолкнули щенка в кухню. Он озадаченно попятился, чуть не наступая на бумажку, привязанную к шее.
Вокруг глаз поварихи побежали весёлые морщинки.
– Что же, почитаем, – так же серьёзно ответила она и, нагнувшись, сняла бумажку с мохнатой шейки. – Ишь, лентой привязали, озорники, да ещё и с бантом!
За дверью послышался шёпот и приглушённый смех.
«Милая тётя Домна, мне очень нужно, на чём спать в передней. И чтобы мягкая. Дай мне, пожалуйста. Все очень просят!!! Пум».
Повариха минуту помедлила, лукаво покосилась на дверь, затем, нагнувшись, пошарила под печкой.
– Ну как тут откажешь? Держи, писатель! Очень мягкий, как раз по твоим бокам!
Свёрнутый в трубку старый половик шлёпнулся перед самым носом Пума. Он сразу понял: новая игрушка! С весёлым рычанием он вцепился в половик и, пятясь, вытащил его в коридор. Оттуда послышался громкий весёлый визг, но Пум его уже не боялся.
– Молодец, Люба! – кричал Сергушок. – Колька, Петя, смотрите, это она придумала! Около нашей двери спать будет.
Но проворная Люба подхватила Пума вместе с половиком и, крепко прижимая к груди, кинулась в спальню.
– Девочки, ко мне! – кричала она. – Это что ж такое? Пумку отнимают и с половиком даже!
Пришлось и тут вмешаться Анне Васильевне. И дело решилось не в пользу девочек.
– Кто принёс Пума? – спросила она спокойно.
– Петя, – сказали девочки.
– Значит, Петя главный хозяин Пума, – решила Анна Васильевна. – И спать он будет около комнаты мальчиков.
– Спасибо, спасибо, Анна Васильевна, – весело кричали мальчики. А хромой Петя взглянул на неё сияющими глазами и, повернувшись к Любе, протянул руки.
– Дай же мне его, – попросил он, и задорная девчушка сразу перестала спорить.
– Возьми уж, – сказала она тихо. – И подстилку, тоже.
– Зато купать Пумку будем мы, – закричала вдруг толстушка Валя и, вытащив откуда-то принесённую мочалку, замахала ею над головой, – мыть мы будем, девочки. Правда, Анна Васильевна?
– Правда, правда, – смеялась Анна Васильевна. Вы же, наверное, его лучше отмоете. И сразу, чтоб он на коврике чистый спал.
– И я первая буду мыть! – кричала Валя, продолжая размахивать мочалкой. – Я первая его в окошко увидела.
– А я первая дверь открыла.
– А я первая погладила, – раздались голоса.
Оказалось, и этот вопрос не так просто решить. Опять пришлось вмешаться Анне Васильевне.
– По алфавиту будете мыть, – сказала она серьёзно, и Валя со вздохом отдала мыло и мочалку Нюре Александровой и Маше Арбузовой.