Залюбовавшись им, мальчик на минуту забыл о собственной участи. Теперь Бурре спасён. Он может ловить мышей, сусликов. А он, Гани? Руки и ноги у него связаны, он умрёт от голода. Ах, как вкусно пахнет платок!
Мальчик извивался в тщетных попытках освободиться. Крупные слёзы текли и сохли на его щеках, а солнце всё сильнее припекало камни, на которых он лежал.
–Пить, как хочется пить!
Счастливая мысль пришла ему в голову. Перекатившись лицом вниз, он с трудом пошевелил руками.
– Бурре! – позвал он. – Возьми.
Волчонок подбежал и уставился на шевелящиеся руки.
Раньше Гани шевелил так прутиком или палочкой, а он хватал и грыз прутик зубами. Наверное, такая же игра! О, да как вкусно пахнет платок! И острые зубы волчонка впились в тряпку. Он рвал засаленные пёстрые лоскутки, которые своим запахом ещё больше возбуждали голод.
Наконец, он вцепился зубами в самый узел платка. Ай, как вкусно жевать! Раз хозяин позволяет… И волчонок жевал и жевал, пока весь узел не остался у него в зубах.
Перевернувшись, Гани схватил его на руки.
– Бурре, ты спас меня! Раньше – я, теперь – ты, ведь мы оба волчата!
Отдышавшись, мальчик развязал платок на ногах. Он тоже хороший, шёлковый. Это, наверное, муллы Ибрагима.
– Нет, Бурре, этот тебе не отдам, хватит и одного. – И Гани подвязал ярким платком свои спадающие штанишки.
Бурре жалобно посмотрел на него: ну вот, так весело было драть и жевать эти вкусные тряпки. А теперь нельзя! Правда, он и не пахнет так вкусно. И волчонок погнался за пролетавшей бабочкой.
Через минуту он уже проглотил зазевавшуюся мышь и толстую саранчу. Потом ящерицу, другую… И Бурре быстро набил отощавшее брюшко.
Гани, весело поглядывая на него, растирал онемевшие ноги. Как хорошо, что Бурре может уже сам позаботиться о себе. Ведь им предстоит длинная дорога к другу доктору.
Счастливый своим освобождением, ребёнок забыл о том, что ему самому хочется есть. Но вскоре голод напомнил о себе с удвоенной силой. Гани не ел со вчерашнего дня. Что делать? Вкусных корешков недостаточно.
С камня, на который вскарабкался Гани, ему виден был прилепившийся у подножия горы аул. Три юрты стояли в некотором отдалении от остальных. Это юрты муллы Ибрагима, Рахим-бая и Юсуп-бая. С такого расстояния люди казались совсем маленькими, но всё-таки было заметно, что около этих юрт суетится народу как будто больше, чем около других.
Далеко в степи заклубилась пыль. Ехал отряд всадников человек в двадцать. Острые глаза мальчика заметили, что за их спинами что-то поблёскивало.
«Ружья, – сообразил он, – кызыл аскеры. Что теперь будет? Ведь доктор не успел уколоть людям руки и намазать лекарством. Значит, теперь аскеры всех увезут с собой, как говорили в ауле».
Весь день Гани пролежал за камнем. Он жевал корешки и смотрел. Волчонок, в восторге от целого дня свободы, носился как угорелый. Он выспался на солнце, наелся и, поминутно подбегая, подталкивал мальчика носом в бок или тихонько кусал за ноги. Но Гани, всегда готовый играть, сегодня только гладил его и повторял:
– Отстань, Бурре, не мешай смотреть!
Под вечер отряд выехал обратно. Гани заметил, что всадников прибавилось. А в ауле всё спокойно.
Наконец Гани не выдержал и решил в последний раз спуститься к аулу.
– Посиди пока дома, Бурре, – говорил он, заваливая пещерку. – Завтра пойдём далеко, в город, к доктору.
Волчонок визжал и царапался. Он не хотел опять сидеть один и жалобно завыл, услышав, что Гани быстро спускается с горы: надо узнать, что сделали в ауле кызыл аскеры, и достать чего-нибудь поесть.
Уже хорошо видны юрты. И вдруг Гани заметил мальчиков. Садык, Хашим и Юнус стояли на дороге и о чем-то возбуждённо говорили. Потом они побежали в сторону, где за камнем притаился Гани.
– Вот сюда, – говорил Садык, указывая на высокое дерево, – под корень мать положила большие хурджумы. Всё там есть – лепёшки, баранина, чтобы отец взял и поехал. А кызыл аскеры быстро пришли. И его забрали, и муллу Ибрагима, и Юсуп-бая.
– Они и Гани искали, с собой увезти хотели, – прибавил Хашим. – Зачем это? В тюрьму посадить?
Гани всё слышал. Ещё новая опасность! Что он сделал кызыл аскерам? Неужели весь свет на него ополчился?
– Нет, – вмешался Юнус. – С ними ведь шайтан-доктор был. Он старшему кызыл аскеру говорил: «Я его с собой хочу взять. Найдите его, я боюсь, что эти трое его убили».
– И стоит убить! – злобно сказал Садык. Но в это время раздался голос Ибадат.
– Садык! – кричала она. – Хашим! Идите домой скорее!
– Идём! – крикнул Хашим и прибавил: – Иди я ты с нами, Юнус, а то один съешь всё самое вкусное из хурджума. Пойдём!
И вся тройка побежала вниз.
А за камнем лежал и горько плакал Гани.
– Доктор и меня искал, а я испугался кызыл аскеров, дурак! – сквозь слёзы шептал он. – Кызыл аскеры – друзья доктора и не хотели жечь аула. О, я дурак!
Он плакал, забыв, что его могут услышать. Наконец он опомнился и встал.
Подойдя к старому ореховому дереву, он нагнулся и, вытащив из-под корня мешок, с трудом взвалил его на спину.
– Хорошо, – сказал он, – мы с Бурре пойдём к доктору. Теперь и у нас есть еда. – И тонкая, согнувшаяся под тяжестью мешка фигурка исчезла за деревьями.
Бурре точно взбесился. Он больше не хотел сидеть в пещере. Он выл и кидался на стены и чуть не разбередил лапу, пытаясь подкопаться под камень, загораживающий путь к свободе.
Вдруг он притих и прислушался: чу, знакомые шаги…
Гани быстро отодвинул камень и, подкатив его к обрыву, пустил вниз. Камень с грохотом ринулся по откосу, вздымая тучи пыли и увлекая за собой другие камни.
– Больше он нам не нужен! – весело воскликнул Гани. – Завтра мы уходим, Бурре, рано-рано утром, вон туда, куда уехали аскеры. А сейчас давай есть, мы с тобой ещё никогда такой еды не видали!
И вечернее солнце осветило последними золотыми лучами удивительную картину: на большом плоском камне, над самым обрывом, ниже которого начинался ореховый лес, сидели волчонок и смуглый голыш. Между ними стоял большой хурджум. Волчонок с рычанием обрабатывал баранью голову, мальчик – баранью лопатку, отрывая от неё куски сочного мяса.
– Бурре, – говорил мальчик. – Мяса много, ешь, сколько хочешь. Набирайся сил, завтра мы пойдём к доктору.
Солнце уже легло спать, а мальчик всё ещё сидел на площадке, обхватив руками голые коленки. Сытый волчонок слегка вздрагивал и рычал во сне, и только бледная луна видела, как уснул и мальчик, положив голову на мягкую шерсть зверька.
Утро застало их в дороге.
Гани сгибался под тяжестью больших хурджумов, перекинутых через плечо. Правда, хороший ужин и роскошный завтрак сильно их облегчили. Гани знал, что мясо долго не продержится, и не сдерживал аппетитов – своего и приятеля.
– А как мясо съедим, будешь ловить мышей, – сказал он волчонку и похлопал его по спине. – Лепёшки все себе оставлю, я ведь мышей и лягушек не ем.
Бурре подпрыгнул и лизнул хозяина прямо в нос: солнце сияло, и они (он это чувствовал) отправлялись в длительное путешествие. Мир был прекрасен.
Гани любил лазить по горам. Ему нравился простор открывавшегося перед ним горизонта и за горами чудилась другая жизнь, заманчивая, но туманная и неясная, а сейчас мечты его приняли определённую форму. Отдельные фразы о новой жизни, услышанные им от доктора, всецело завладели его фантазией.
И волчонок изменился, когда понял, что его больше не будут запирать в пещере-тюрьме. Ловкость, с которой он находил себе пропитание, была просто изумительна.
Идти равниной, по которой приехали кызыл аскеры, Гани не решался; его могли поймать друзья Рахим-бая. Надёжнее было пройти через перевалы. Разговоры о дороге в Ош он слышал часто и помнил хорошо.