Алёнушка стояла перед немцем, опираясь рукой на гребень. И Шурке видно было, как мелко-мелко дрожит на гребне белая куделька. Тогда Шурка выступил вперед и сказал:
— Мы с дедушкой живем! Наш дедушка — лесник, лес караулит.
— Где дедушка? — спросил немец. И свинцовые глаза его уставились на Шурку.
— А дедушка в деревню пошел, — вмешалась Алёнушка, — за хлебом. У нас хлеба мало, вот он и пошел.
— Будем ждать вашего дедушку.
Немец огляделся кругом, подумал и что-то приказал. Половина отряда вышла в сени, остальные засели в горнице.
Шурка и Алёнушка остались в кухне одни. Будто два воробья, застигнутые вьюгой, они уселись на скамеечке, прижавшись друг к другу.
— Это они нашим засаду устроили, — прошептала Алёнушка. — Что же мы теперь будем делать? Ведь наши-то на заре вернутся. Батько сам сказал.
Шурка испуганно посмотрел на Алёнушку: как же им быть теперь? Как предупредить, как известить, чтоб не приходили сегодня домой партизаны, чтоб даже близко не было их возле лесной избушки?
И вдруг Шурка вспомнил:
— Алёнушка, а где красненький платочек, который я тебе подарил тогда?
Алёнушка открыла сундучок, достала пунцовый платочек. Шурка схватил его и высунул в форточку, прищемив за кончик. Платочек, словно флажок, затрепетал на ветру.
— Это что? Сигнал? — спросила Алёнушка.
— Да, — сказал Шурка, — наши его знают.
Они снова уселись. Тёмная плотная занавеска закрывала окно. Как догадаться немцам, что там, за этой занавеской и за темными стеклами?
Вдруг Алёнушка снова вскочила:
— Шурка, ничего не выйдет!
— Почему же?
— Потому что темно! Ведь платочек-то не фонарь, в темноте не светится! Как же наши увидят его?
И снова Алёнушка с Шуркой задумались и затревожились. Как ни ломал голову Шурка, он больше ничего не мог придумать.
Зато Алёнушка придумала. Она отогнула край занавески и передвинула фонарь на край стола. Светлая полоска тайком скользнула во тьму и осветила пунцовый платочек.
В дверях горницы появился немецкий начальник. Он подозрительно поглядел сначала на Алёнушку, потом на Шурку, потом на окно, но ничего не заметил.
— Не подходить к окну! — приказал он. — Дальше! К печке!
Шурка и Алёнушка отошли от окна и опять уселись на свою скамеечку.
Когда немец ушел, Алёнушка тихонько спросила:
— Шурка, а этот сигнал что значит по-военному?
— Это значит, — ответил Шурка и сдвинул брови, как Федя Чилим, — это значит, что пункт занят врагом и что ходить партизанам сюда нельзя. Можно только тайком подобраться и только с винтовкой в руках и с гранатой у пояса.
9. Ночь до рассвета
В трубе гудело. Немцы тихо сидели в горнице. Но те, которые были в сенях, начали замерзать. Слышно было, как они крякают, хлопают руками, ходят взад и вперед по сеням.
Неизвестно, сколько времени прошло, может час, а может три. Шурка с Алёнушкой сидели, прижавшись друг к другу. О сне даже и не думалось.
Шарканье в сенях стало слышнее. Наконец открылась дверь, и два солдата вошли в кухню. Оба они скорчились от холода, посинели. Они остановились у дверей горницы, щелкнули сапогами, отдали честь и что-то сказали — может быть, попросились погреться. Потом уселись за кухонный стол и вытащили карты. Один стал раздавать карты, а другой взял фонарь и переставил на середину стола. Шурка и Алёнушка переглянулись — всё пропало!
Медленно текли минуты. Ровным белым язычком горело пламя под круглым стеклом фонаря. Казалось, что солдаты уже давным-давно сидят здесь и играют в карты. И казалось, что этой игре не будет конца. Неужели так и просидят до рассвета?
Но вот солдаты спрятали карты, поглядели на часы и вышли. Алёнушка вскочила, передвинула фонарь к окну. И тут же в кухню снова вошли немцы, но уже другие. Они вошли, потирая от мороза руки. Тихонько разговаривая, уселись к столу. Поговорили, позевали и затихли, облокотившись на стол. Тускло светились их тяжелые автоматы, поставленные у колена.
Наступила тишина. Шурка не выдержал. Глаза у него стало заволакивать, голова отяжелела. Он прислонился к плечу Алёнушки и тотчас уснул.
Сразу один за другим набежали пестрые сны. Вот они с Пашкой ловят какую-то птицу. А птица смеется и улетает все дальше и дальше. А вот они с Пашкой уже и сами птицы. Взмахнули крыльями, взлетели вверх и уселись на высокой ветке.
И вдруг ветка задрожала, затряслась. Хочет Шурка взлететь, но видит, что нет у него крыльев. Глянул вниз, сердце замерло — так высоко он взобрался. А ветка все дрожит, все трясется, сейчас сорвется Шурка и полетит вниз!