Онъ сталъ шумно перелистывать широкіе листы лежавшей передъ нимъ разсчетной тетради.
— У васъ непріятности вышли съ управляющимъ? сказалъ онъ, пересиливъ себя.
— Виноватъ! отвѣчено было на это такъ тихо, что онъ переспросилъ.
— Виноватъ-съ! повторилъ капитанъ.
— Не были-ли вы вызваны на… на эту ссору какими-нибудь словами Барабаша, которыя вы почли для себя обидными? какъ бы поспѣшилъ Коверзневъ ссудить его доводомъ къ своему оправданію.
Плечи капитана дрогнули. Понятое имъ намѣреніе, а — главное — тонъ, такъ давно не слышанный имъ, добрыйѵ участливый тонъ этихъ словъ…
— Я и не помню даже, что говорили они мнѣ, отвѣтилъ онъ со странною улыбкою: "какое ужь мнѣ оправданіе!" будто говорила эта улыбка.
Въ поникшихъ глазахъ его пробѣжала искра, какъ бы отъ нахлынувшаго на него новаго, ѣдкаго, нестерпимаго чувства…
— Я несчастный человѣкъ, Валентинъ Алексѣичъ! нежданно проговорилъ онъ, внезапнымъ движеніемъ подымая ихъ на Коверзнева.
У того глаза заморгали, какъ онъ ни привыкъ владѣть собою.
— Виноватъ, позвольте спросить: какъ васъ зовутъ? промолвилъ онъ, очень упрекая себя въ эту минуту, что не спросилъ этого ранѣе, у Барабаша.
— Отставной капитанъ Переслѣгинъ.
— Имя и отчество?
— Иванъ Николаевъ…
— Благодарю васъ!… Вы мнѣ позволите быть откровеннымъ съ вами, Иванъ Николаичъ?
Капитанъ еще разъ взглянулъ на него:- "никакая твоя откровенность не будетъ такъ жестока, какъ то, что самъ я говорю", прочелъ Коверзневъ въ этомъ взглядѣ.
Онъ продолжалъ:
— Къ этому "несчастію", я слышалъ, привели васъ семейныя обстоятельства, — о которыхъ я не желаю, не имѣю права спрашивать, поспѣшно примолвилъ онъ въ этому…
Переслѣгинъ, съ какимъ-то надрывающимъ, судорожнымъ движеніемъ губъ, ерзнулъ на своемъ стулѣ…
— Но вы, повидимому, не употребили всѣхъ силъ, чтобы бороться съ нимъ, говорилъ Валентинъ Алексѣевичъ; отъ душевныхъ страданій лечитъ усиленная работа, дѣло, простой, иногда физическій трудъ. Дѣло у васъ всегда подъ руками. Вы наконецъ были въ полку, командовали ротой, судьба другихъ людей зависѣла отъ васъ…
— Не въ силахъ былъ, точно-съ! послышались въ отвѣтъ будто замиравшія въ горлѣ слова капитана, — стыда своего перенести не могъ!… И забыть… не въ состояніи… и по сей часъ! болѣзненно вырвались эти, запекавшіяся какъ бы у него тамъ, слова…
Коверзневъ слушалъ, подперши голову обѣими руками…
— Самое это, съ Софрономъ Артемьичемъ… Письмо получилъ… пишутъ мнѣ… про нее…
Онъ не договорилъ, — глухое рыданіе вырвалось у него ивъ груди.
Валентинъ Алексѣичъ поднялся съ мѣста, стараясь, по всегдашней привычкѣ, сдерживать наружное выраженіе того, что ощущалъ онъ внутренно. Онъ подошелъ въ окну. Спиною въ капитану, онъ, будто вовсе не занятый имъ, глядѣлъ въ даль, на верхушки лѣса, выглядывавшія изъ-за отдѣлявшаго Дерюгино отъ Темнаго Кута косогора.
— Иванъ Николаичъ! сказалъ онъ, наконецъ, оборачиваясь…
Капитанъ поднялъ голову.
— Я хочу сдѣлать вамъ одно предложеніе, Иванъ Николаичъ?
— Слушаю-съ, твердымъ голосомъ произнесъ тотъ.
Глаза его просохли, черты приняли прежнее мужественное и спокойное выраженіе…
Коверзневъ усѣлся на прежнее мѣсто.
— Вамъ прежде всего слѣдуетъ помириться съ Барабашемъ, слегка улыбнувшись сказалъ онъ.
— Я ужь у нихъ за свою глупость прощенья просилъ, промолвилъ на это такъ же твердо Переслѣгинъ.
— Вотъ и прекрасно!… А предложеніе мое будетъ состоять въ слѣдующемъ. Здѣсь у меня, какъ вы знаете, земледѣльческаго хозяйства нѣту; земля и оброчныя статьи сданы или сдаются въ аренду на болѣе или менѣе продолжительные сроки, и управляющій мой здѣсь поэтому ничего болѣе какъ конторщикъ, имѣющій акуратно слѣдить за исполненіемъ контрактовъ и сроками платежей, и доставлять мнѣ по нимъ деньги. Барабашъ совершенно честный человѣкъ и это дѣло свое выполняетъ какъ нельзя лучше. Но у меня тутъ одно природное богатство, требующее настоящаго, раціональнаго хозяйства.
— Лѣса-съ? какъ бы подговорилъ капитанъ.
— Да. Эксплуатація ихъ производилась до сихъ поръ самымъ примитивнымъ, варварскимъ, хищническимъ образомъ. Этому давно надо положить конецъ. Я теперь въ Петербургѣ пригласилъ сюда одного дѣльнаго таксатора, который все это приведетъ въ порядокъ. Но при этомъ мнѣ необходимо имѣть своего довѣреннаго человѣка, который могъ бы и помогать ему въ распоряженіяхъ при работѣ, да и слѣдить за тѣмъ, чтобы самыя работы не откладывались въ долгій ящикъ. Къ тому же всѣ здѣшнія дачи имѣютъ отдѣльныхъ лѣсниковъ, подчиненныхъ теперь единственно конторѣ, т. е. тому же Барабашу, который, при своихъ приходо-расходныхъ занятіяхъ и огромномъ пространствѣ лѣса, не имѣетъ — что онъ мнѣ тамъ ни говори, примолвилъ съ усмѣшкою Валентинъ Алексѣичъ, — физической возможности контролировать ихъ и ѣздить и провѣрять ихъ на мѣстѣ. Изъ этого видно, что надо всѣ отдѣльныя эти лѣсничества подчинить, какъ это и было здѣсь, при матушкѣ, надзору одного, спеціальнаго, главнаго лѣсника… И это мѣсто я желаю предложить вамъ, Иванъ Николаичъ.