Своя порция дубины досталась и Крыну с Итерниром, но, если второй сразу поступил как истинный благородно рожденный, то Крын оказался совершенно неотесанным деревенщиной. Удар не лишил его рассудка, лишь помутил сознание.
Когда Крын увидел, как его беспомощного спасителя грубо тащат за ноги дикари, и голова, мотаясь из стороны в сторону, бьется о выступающие корни деревьев большое сердце не выдержало.
Он, ни малейшим образом не оценивая прочность сети, рванулся, разметав обрывки и расшвыривая ближайших врагов. Необузданный гнев овладел всем телом и помутившимся разумом. Даже забыв о топоре за поясом, потрясая голыми руками, он бросился на пленивших его друга.
Черепа противников под ударами разлетались в клочья. Врагов не спасало ни скудное их оружие, ни звериная ловкость. Нанесенные ему удары, казалось, попадают в камень. Еще бы немного, чуть-чуть и ему бы удалось освободить принца и бежать. Но тут чья-то рука дернула его за плечо.
Он резко развернулся и тут же могучий удар бросил его наземь. Приподнявшись, он разглядел своего противника - здоровенного, пожалуй, даже большего, чем он сам, состоящего, казалось из одних мускулов.
Не нашлось шкуры, которая бы сошлась на могучей заросшей груди, и оружия по руке. Лишь набедренная повязка одиноко обреталась на его теле.
- Угрр, - насмешливо рыкнул он, призывая Крына продолжить.
Тот вскочил, и, по-прежнему ослепленный яростью, ринулся на врага. С совершенно неожиданной для своих размеров ловкостью противник уклонился от броска и Крын снова оказался на земле вдавленный неодолимой силой. Тут же жестокий удар лишил его сознания.
Вырвавшись из плотного кольца нападавших, Ланс сразу бросился прочь. У него и мысли не было уводить их за собой. Он спасался сам.
Мелькала листва, ветви хлестали по лицу, узловатые корни во все более сырой почве изо всех сил мешали бежать. Если бы это была дорога, или хотя бы открытая местность, он мог бы бежать не меньше суток. Но это был лес.
Совершенно внезапно из густоты кустов выскакивали прямо на него толстые, в несколько охватов стволы, заставляя петлять, как загнанного зайца. В лесу нет прямых путей.
Сквозь шум, ломаемых ветвей и раздвигаемой листвы, его чуткое ухо уловило рычание преследователей справа. Мгновенно он дернулся в сторону, и тут же почва ушла из-под ног. Успев только развернуться, равномерно распределяя удар о землю, он заскользил вниз по склону, устланному мхом и прелой листвой.
Оказавшись внизу, тут же вскочил и кинулся прочь. Здесь, в низине, было еще более сыро, ноги до лодыжки утопали во мху, бежать стало еще тяжелей.
Как только почва под ногами пошла вверх, вновь послышались крики преследователей. Он вновь свернул. Потом снова и снова пытался вывернуться из стягивающейся петли, но все было тщетно.
Поняв, что кольцо сомкнулось, он помчался в гору прямо на преследователей. Мелькнуло из кустов перед ним перекошенное заросшее лицо, всхлипнул тяжелый кинжал, вонзившись под ребра, и он ринулся прочь. Стремясь выбраться к следующим ступеням лестницы.
Он уже долго бежал под уклон. Одно только и было облегчение, что подлесок стал реже. Зато почва безнадежно засырела. Там, где она не была покрыта мхом, узловатые корни, словно ребра, проступали наверх.
Сами деревья изменились. Ели стали попадаться все чаще и чаще и, наконец, обступили вокруг, заполонив небо своей тяжелой темной хвоей. С молчаливой невозмутимостью они взирали на бегущего человека, лишь по долгу службы стремясь хватануть жесткой лапой и лишить последних лучей солнца.
Решив, что уже далеко оторвался, Ланс перешел на шаг, восстанавливая скупо растраченные силы.
Здесь внизу под густым покровом зеленой хвои царила такая вечная темнота, что по солнцу сориентироваться не было никакой возможности, и Ланс шел, полагаясь только на память и чутье, которое уже давным-давно прекратило капризничать попусту, как в дни его молодости, и подавало лишь дельные советы.
Тяжелый прелый воздух терял все звуки в густоте еловых лап, и для Ланса стало большой неожиданностью, когда навстречу, словно из-под земли выросло пятеро дикарей. Грубо ухмыляясь, они приближались, чувствуя себя хозяевами положения.
Чуть повернувшись назад, Ланс заметил еще пятерых справа и четверых слева. Теперь они держались скученно, опасаясь окованного копья.
Те, что вышли прямо на него даже не успели насладиться чувством удовлетворения от удачно захлопнувшейся мышеловки, как с легким шипением, обгоняя друг друга, всех настигли пять метательных ножей.
Ланс столь быстро оказался подле них, что из двоих он успел вытащить ножи раньше, чем те упали наземь мертвые. Собрав оружие, Ланс неуловимо быстро развернулся и с молчаливым хладнокровием посмотрел на оставшихся дикарей.
В глазах их столь явственно бился страх, что грозил выплеснуться наружу. Они тяжело попятились, смертельно боясь поворачиваться к нему спиной, а через мгновение бросились прочь, потеряв голову от ужаса.
6
Ригг легко и бесшумно скользил в густой тени леса за пленившими его спутников. Когда они напали, он мог только бессильно сжимать кулаки в кустах. Сейчас объяснял себе, что это было вынужденное разумное действие. На воле, живой, он гораздо полезнее попутчикам, чем без памяти, связанный одной с ними веревкой.
Только не продиктовано ли это объяснение страхом и безотчетным ужасом, который овладел им, когда он знал, о скрывавшихся людях, но не успел предупредить, когда столь беспощадно расправились с его попутчиками, а он лишь сидел в стороне, боясь шелохнуться? Точного ответа не было, и это страшило. И страх этот был особенным, словно кто-то решал в этот миг, стоит ли все еще жить Риггу, охотнику с Лесного Ручья. Решал сам, без помощи посторонних. Беспристрастно и неподкупно.
Такие тяжелые мысли поедом его ели, нещадно вгрызаясь в растерзанную совесть, сочно чавкая, сбивая с шага и дыхания, мешая оставаться незамеченным и следовать за дикарями.
За всю свою, пусть и недолгую, жизнь он никогда не убивал людей.
А сейчас должен был это сделать.
Или нет?..
Пленников тащили сначала прямо по тропе, а после свернули на совсем небольшую тропинку, уводящую в чащу. К закату лес расступился, открывая поляну, по которой было разбросано с дюжину грязных неопрятных шалашей.
Несмотря на полный беспорядок застройки, что-то определенное все же просматривалось в том, что все строения собраны были вокруг сооружения в центре, оставляя сколько-то свободного места.
В центре возвышалось на два человеческих роста ступенчатая пирамида из того же, что и лестница материала, только матово черного. На вершине, словно государь на троне, располагался массивный камень, сплошь покрытый потеками спекшейся и почерневшей крови.
Ригг обошел поляну кругом, выбрал место, с которого было бы видно все происходящее на поляне, и залег в прелой листве так тихо, что даже птицы не прекращали пение над головой.
Весело и беззаботно щебечущие птицы.
Пленников подвели к дюжине столбов, вкопанных в ряд перед пирамидой, и надежно привязали.
Вокруг собралось все население поляны, десятка два человек. Воздух загудел от обилия мух и гнуса, почуявших такую родную грязь. От вони даже пригибалась трава.
- Что? - злорадно спросил Итернир принца, отвернувшегося при виде грязных заросших, одетых в преющие шкуры, существ, что были когда-то женщинами, - благородная кровь такого не переносит? А благородные глаза созданы для более достойного зрелища?
Принц не ответил.
Вперед, оттеснив довольно прыгающего перед пленниками вождя, вышел бесконечно старый, по сравнению с окружающими, человек. Немощь высохшего тела была заметна даже сквозь ворох шкур, в которые он зябко кутался.
Он подошел к пленникам и внимательно и долго поглядел каждому в глаза. Взгляд его был совсем неприятен. Не отпускало ощущение, словно под череп заползли холодные костлявые пальцы, и, подрагивая, ковырялись там.