В автобиографии «Перейти реку» Сваггарт вспоминает, как на одном из музыкальных конкурсов он нарушил данное Богу слово и сыграл блюзовую композицию. Он утверждает, что, как только он коснулся пальцами клавиш, его одолело странное чувство.
«Я играл такие пассажи, которые никогда раньше не мог сыграть. Мне казалось, что мной завладела какая-то сила. Мои пальцы просто летали по клавишам. Впервые в жизни я почувствовал себя «помазанником дьявола». Иначе никак не могу описать свои ощущения. Ничего подобного и раньше в жизни не испытывал. Я знал, что все это было не от Бога… Когда я закончил играть, вышел Джерри Ли. Он пел и играл, и также заводил толпу. То же самое «дьявольское помазание», которое испытал я, было и на нем».
Как бы то ни было, эти слова стали проклятьем для Льюиса. Он так никогда и не избавился от мысли, что вдохновение может исходить только от Бога или от дьявола. Об этом он думал и в 1957 г., когда записал свой самый известный хит «Языки пламени» («Great Balls of Fire»). Песня очень двусмысленная: в ней сексуальные образы переплетаются с образами библейскими — речь идет о тех самых «языках пламени», которые сошли на учеников Христа в День Пятидесятницы. Тут же его начала мучить совесть, и благодаря проворному звукооператору все, сказанное Льюисом в студии, было записано для потомков. Эта запись позволяет нам понять, в каком страшном душевном напряжении находился Льюис.
Он закончил запись словами, что рок-н-ролл — музыка мирская, что приблизиться к Богу можно, только уйдя от мира. Продюсер Сэм Филлипс, работавший и с Пресли, знал Библию не хуже любого южанина. Он попытался было спорить с Льюисом, говоря, что рок-н-ролл пробуждает добрые чувства, а потому несет миру добро. Он напомнил Льюису, что Иисус Христос не только проповедовал, но и исцелял, творил добро.
«Мистер Филлипс, творить добро можно, — отпарировал Льюис. — Вы меня неправильно поняли. У человека может быть доброе сердце… Он может помогать людям».
Филлипсу показалось, что он успокоил Льюиса, а потому вполне авторитетно он добавил: «Ты можешь спасать людей».
Тут Льюис взорвался — в нем разгорелся праведный гнев. Это уже была ересь! «Нет. Нет. НЕТ! Нет! Нет! — закричал он. — Как может дьявол спасать души?! О чем вы говорите?!!».
Филлипс постарался успокоить его, но Льюис не поддавался на уговоры. Он знал, что рок-н-ролл не может спасать души, потому что сам был тому живым примером. «Во мне дьявол! — орал он. — Не будь во мне дьявола, я был бы христианином!!».
Уверенность в том, что он проклят, никогда не покидала его. Он пил, принимал наркотики, буянил, разводился, похоронил двух жен и сына. Казалось, что он не живет «достойно призванию своему», как говорит об этом Новый Завет. Он жил так, будто на нем и вправду лежало проклятие.
«Я знаю верный путь, — говорил он в 1970 г. в интервью журналу «Роллинг Стоун». — Я был воспитан христианином. Но ничего не вышло. Наверное, я оказался слишком слабым».
И тут на ум приходят слова известной писательницы Флэннери О’Коннор, которая в 1960 г. заметила: «Нельзя сказать, что юг живет по Христу, скорее, юг посещается призраком Христа. Если какой южанин и сомневается во Христе, то уж он наверняка опасается, что, может, и впрямь сотворен по образу и подобию Божьему. Призраки иногда бывают хорошими наставниками».
Карьера Льюиса с ее скандальными срывами (в 1958 г. его выдворили из Великобритании за то, что он путешествовал с несовершеннолетней женой; обстоятельства смерти его предыдущей жены были крайне подозрительны) выглядит как долгое бегство от Бога. «Спасение не дает мне покоя, — сказал он в интервью журналу «Пипл» («People») в 1980 г. — Я не хочу умереть и попасть в ад. Но мне не кажется, что я двигаюсь в верном направлении… Я заблудшая, беспокойная душа, без Сына и без Бога. Мне следовало бы быть христианином, но я слишком слаб, чтобы принять Благую весть. Я рок-н-ролльщик. Всем нам придется держать ответ перед Богом в Судный день».
Обдумывая все это, я поехал к Льюису в пасхальное воскресенье 1982 г. Он был одет в черный вельветовый пиджак и синие джинсы, непринужденно курил огромную сигару. С места в карьер с озабоченным выражением на бледном лице он начал говорить мне, что дела в церкви г. Ферридея идут вовсе не так, как прежде. «Прежде всего они лишились славы Божьей, — заявил он, выпуская изо рта облако дыма. — Эта пятидесятническая церковь теперь больше походит на баптистскую. Но мы не верили баптистам, потому что они урезали Евангелие. До сих пор не верим…».