«Значит, что-то случилось. Может даже потери есть, — предположил про себя Стрелок. — Нужно все выяснить сейчас же».
И опять никаких предчувствий в отношении судьбы друга у него не появилось. Ничего в душе не шевельнулось.
Он встал. Обулся. И в трусах пошел к дневальному. Тот, как показалось Стрелку, грустно смотрел на него. Выражение лица у него было такое, какое бывает у человека, только что узнавшего тяжелую новость.
Только сейчас какое-то нехорошее предчувствие беды охватило разведчика.
— Что случилось? Почему так тихо? И где Уголек?
Дневальный не сразу, но ответил:
— Потери есть.
— Уголек? — еще толком не осознавая, что это может быть правдой, спросил Стрелок.
— Они нарвались на засаду. При чем, прошлой ночью предыдущая группа шла этим же маршрутом. И все было в порядке. А тут непонятки какие-то. Внезапно завязался бой. Кит приказал группе отходить назад. Группа вышла из-под обстрела. Двое раненых. Но легко. Их даже в больницу не отправили. — Он запнулся, как будто раздумывал говорить дальше или промолчать. — В общем, Уголек пропал.
— Как пропал? Его убили?
— Как пропал, как пропал! — Зло передразнил Мурата дневальный. — Никто из группы этого не видел. Все уносили ноги оттуда побыстрее, и не оглядываясь. А когда оторвались от нациков, то обнаружилось, что его нет нигде. Подождали некоторое время. Но он не появился. Даже поискали в округе. Бес толку. Хлопцы думают, что его схватили нацики. В общем, пока считается, что он пропал без вести. Ведь никто не видел его мертвым. Как, впрочем, и живым. Но, если бы выжил, то пришел бы сам. Но его нет.
Он помолчал не много. Потом продолжил:
— Да, жаль парня! Это еще хуже, чем сразу погибнуть в бою. Ведь нацики обязательно будут его пытать. Если его взяли, то назад мы его уже не получим. Во всяком случае, живого.
— Да, да, — раздумчиво с грустью в голосе сказал Стрелок. — Конечно, уж лучше сразу погибнуть, чем мучиться. Горе — то какое! И что теперь будет? Кто и когда пойдет его спасать?
Дневальный как-то странно — загадочно посмотрел на него. Так обычно смотрят взрослые на ребенка, который сам не понимает, что говорит. Поэтому ему приходится все растолковывать.
— Я думаю, что командование предпримет меры по установлению его судьбы. Кто-то сказал, что возможно, днем в тыл противника пойдет группа для того, чтобы установить истину. Откуда там засада, что с Угольком. Но это все под вопросом. Шансов найти его мало.
— А почему днем? Неужели нельзя по горячим следам организовать поиск?
— Ну, ты даешь! В темноте ведь ничего не найдешь. Да, и снова на засаду можно нарваться. Кроме того, будет отбор в группу. Ее сформируют из самых опытных. Дело ведь не простое. Может и не одну группу направят за передовую. Не знаю. Такого у нас в роте еще не было. Ни до моего появления, ни за то время, что я здесь. Раненые были. Погибали ребята. Это было. Но в плен никто из наших еще не попадал. Пехотинцев брали наци. Что было, то было. Но не разведку.
— Ты ведь говоришь, что не установлено в плену он или нет. Может, убили его. Только никто не видел этого.
— Так вот и надо это выяснить.
— Тогда пойду спать. Надо отдохнуть. Может, и я для чего сгожусь.
— Давай. Все возможно, — как-то безрадостно пробурчал дневальный.
Стрелок вернулся к своей койке и улегся на нее. Хотел заснуть. Понимал, что нужно отдохнуть. Но сон не шел к нему.
***
Лежа на кровати, тупо уставившись взглядом в потолок, он неожиданно для самого себя вспомнил, как несколько дней назад до пропажи Уголька они дискутировали с ним вот здесь, в казарме, о тех же неонацистах, которые сейчас, наверное, пленили разведчика. Можно сказать, друга. Скорее всего, в этот момент пытают его. А это они делать умеют. Еще со времен Второй мировой войны.
Да, что там с той войны. Еще раньше были псы — рыцари. А крестоносцы? Фильм даже про их зверства сняли. Как глаза выжигали раскаленными мечами. Как языки вырезали. И все это делали с живыми людьми, просто так, даже не пытаясь выяснить какую — либо информацию.
Теперь на той стороне фронта самые настоящие нацисты. Только в новой шкуре. Поэтому их называют неонацисты. Но сущность их осталась прежней. И лютая ненависть к инакомыслящим, таким, как он, Стрелок, как Уголек и другие, тоже осталась.
Так вот. Тогда в разговоре Мурат сказал товарищу, что отношение к нацизму, как явлению, и людям — нацистам в мире неоднозначное.
Тот очень удивился такому выводу Стрелка:
— Так ведь был международный Нюрнбергский трибунал. И там все представители стран — победителей это явление осудили. Какое еще может быть к ним отношение?