Одноглазый плут кинулся было бежать, но судья остановил его и потребовал, чтобы он уплатил купцу мешок золота.
Так обманщики попали в ими же расставленную ловушку.
Правда, хозяин гостиницы пробовал наловить корзину блох и даже двух было поймал, но одна тут же скончалась, а другая, напротив, была живой и потому, конечно, от него упрыгала.
Что же до купца, то он скорей нагрузил на своего осла сандаловое дерево, которое чуть было не потерял, на двух других ослов – мешки с золотом и, погоняя животных, что есть силы пустился прочь. Ещё бы! Ведь он спасся благодаря счастливо подслушанному разговору, а не то сидеть бы ему век в тюрьме!
Он шёл и всем, кто встречался ему на пути, рассказывал про ужасный плутовской город – чтобы добрые люди объезжали его стороной.
* * *
Когда я кончила сказку, все некоторое время молчали. Наверное, ждали, пока до Васьки дойдёт.
– Если бы этот хозяин гостиницы жил с нами, – сказал Ральф и взглянул на меня, – ему было бы гораздо легче.
– Почему?
– Потому, что с Васьки он без труда собрал бы блох целую корзину.
– Чемодан, – прибавил сын.
– Знаете что, – сказал кот, – уйду я от вас.
– Не обижайся, Вась.
– Безобразие, понимаете. Попался им редкий, понимаете, говорящий кот, так они его воспитывают, они его воспитывают! Душа моя с вами засохла, до того вы меня завоспитали.
– Ты ошибаешься, если думаешь, что ты такая уж редкость, – возразила я. – Говорящих котов на свете было не так мало, многие из них давным-давно описаны в книгах.
– А в каких? – спросила дочь.
– Был такой замечательный немецкий писатель Гофман, он сочинял сказки. Одну из них вы знаете – это сказка о Щелкунчике и мышином царе. Так вот, Гофман написал книгу о коте Муре. Ты ведь, Васька, неграмотный, а кот Мур научился читать и даже писать, а потому написал историю собственной жизни. И все свои переживания сумел описать. Оказалось, кстати, что думает он только о себе, о том, как бы ему прожить получше и поесть побольше.
Он узнал, например, что мать его голодает, пожалел её и решил накормить. Раздобыл селёдку и понёс ей. Но селёдка очень вкусно пахла, поэтому Мур отъел у неё хвост. Потом ещё немножко. И ещё немножко. А потом решил: всё равно осталось так мало и нести неловко, и потому доел остальное.
– А Лукоморье! – закричала дочь. – А кот учёный, который «всё ходит по цепи кругом»!
Ральф посмотрел на меня вопросительно – он ведь не знал Пушкина. Мы ему наперебой рассказали: «Идёт направо – песнь заводит, налево – сказку говорит», и всё это стихотворение до конца.
– А в «Синей птице», – напомнил сын.
Мои дети недавно были в театре и видели «Синюю птицу».
– А там что за кот? – спросил Ральф.
– Там есть не только Кот, но и Пёс, – сказала дочь, – тебе было бы интересно. Как это глупо, что собакам нельзя в театр. Пёс там очень славный и верный, а Кот – предатель, он ведёт детей прямо в царство Ночи. Дети – мальчик и девочка, Тильтиль и Митиль – ищут Синюю птицу, а Кот не хочет, чтобы они её нашли и стали счастливы. Отвратительный Кот!
И тут Васька снова встал:
– Сыт вашими разговорами по горло. Все псы у вас хороши, а все коты плохи? Я ухожу от вас.
– Умираю, – сказала дочь.
Есть у неё такая привычка – ехидно говорить: «Умираю! »
– Куда же ты от нас уйдёшь? – рассмеялся сын.
– У нас тебя кормят, тебе тепло и крыша над головой, – прибавила я. – А так кто тебя накормит? Настанет осень, пойдут дожди, где ты будешь жить? По подворотням?
– Не беспокойтесь, – ответил Васька, – не пропаду. Я уйду в люди.
– А что это значит, ты понимаешь, – уйти в люди?
– Конечно. Я стану человеком.
– А как же ты станешь человеком, скажи на милость?
– Очень просто. Мне один приятель давно это дело предлагал. Что, говорит, в котах ходишь, каждый может тебя ногой ударить, иди-ка ты лучше в люди. Ему знакомые студенты-арабы привезли порошок, ну вроде того, каким халифа-аиста, что ли, заколдовали, этот порошок в людей превращает. Я всё отказывался – ради вас. Всё думал, как вы без меня проживёте, без Васьки-то. Но вы, понимаете, так начали меня воспитывать, что мочи моей больше нет. Я ухожу.
И Васька опять весь собрался, стал вдвое короче и толще и загнул хвост за спину. А потом повернулся и ушёл от нас.
Он – хвост столбом – шёл по просеке, и мы смотрели ему вслед до тех пор, пока он не пропал из виду.
– Туда ему и дорога, – нерешительно сказала дочь.
Но всем нам тоже было немного не по себе.
– Что это он сказал насчёт того, что пойдёт в люди? – спросил сын.
– Ерунда какая-то, – сказала дочь.
– Он давно мне говорил, будто ему предлагают превратиться в человека, – сказал Ральф, – но я считал, он всё это выдумывает: ведь с ним трудно разговаривать, он ни слова правды не говорит.
– Ладно, вернётся, когда есть захочет, – сказал сын.
После Васькиного ухода мы довольно весело разговаривали о том о сём, но, кажется, никто из нас не мог забыть кота и странных слов, которые он произнёс. И всё же мы старались разговаривать о том о сём и не думать про кота.
– Ты уже все свои сказки рассказала? – спросил сын.
– Нет, я ещё не рассказала вам ни одной сказки муллы Ирамэ.
– А кто такой этот мулла?
– Это восточный мудрец, который жил тысячу лет назад. Он придумал много замечательных сказок.
– Тысячу лет назад! – воскликнула дочь. – Разве тысячу лет назад люди уже что-нибудь соображали? Я думала, что они тогда ещё по деревьям прыгали.
– Ещё как соображали! – ответила я. – Тысячу лет назад на Востоке были замечательные учёные: математики, философы, врачи. И в те поры придумывали очень умные сказки. Вот послушайте.
Жил в Багдаде человек по имени Абу-Гассан. Когда-то был он богат, но потом посыпались на него несчастья и беды – болезнь уничтожила его верблюдов, дома его погибли от пожара, и стал Абу-Гассан бедняком. Поселился он в жалкой лачуге. Часто и сам он и его жена ложились спать голодными.