Дед не верил, что русские могут появиться в любой момент.
— Да ну! — смеялся он. — Каждый день говорят — они придут, а их что-то не видно.
Дед принес не только пирожные, но и другие вещи, выкопанные в руинах. Он целыми днями ковырялся в развалинах. Ничем другим больше не занимался. Мама его уговаривала: «Прекрати раскопки. Это же опасно! Все рухнет, и тебя засыпет!»
Дед соглашался: «Да, да. Может рухнуть». Но было видно, что ему все равно — рухнет или не рухнет.
Мы с Хильдегард и Геральдом пошли на лужайку за домом.
Занялись гномами. Сначала построили их в ряды. Стали играть в школу. Гном с точильным камнем был самым глупым. Хильдегард изображала «учительницу». А я говорила за всех гномов. Больше всего мне нравилась роль дурака с точильным камнем. Хильдегард ругалась:
— Какой невоспитанный ребенок! Оставь нож! Ножа не должно быть в классе!
Я отвечала гномьим голосом, вернее, голосом гнома-точильщика:
— Какая Вы глупая, госпожа учительница!
Хильдегард старалась быть доброй учительницей и уговаривала точильщика. Я перечила, хотела разозлить ее, иначе бы играть было скучно.
Геральд не играл с нами. Мы хотели, чтобы он стал школьным сторожем, но он не согласился. Ему это не нравилось. Он ходил между гномами и пинал их. У одного разбил нос. Белоснежный гипс разлетелся на кусочки. Геральд ругался:
— Сколько я могу быть сторожем, домработницей или ребенком? Плевал я на вас, идиотки! — И побежал к изгороди Ангела.
Я подняла гномов. Хильдегард собрала кусочки гипса. Мы попытались приладить гному нос, но ничего не вышло: гипс в руках рассыпался.
В воздухе что-то загрохотало, пронзительно и страшно.
Из-за деревьев Вавры вынырнул огромный самолет. Пронесся над нами, отбрасывая длинную тень. Мы замерли.
Самолет был уже над крышей Архангела. За ним тянулся шлейф дыма. Он пролетел и вернулся. Завис над нами. Теперь мы разглядели — это был небольшой самолет.
Даже увидели, что у него внутри. Там сидел человек. Один единственный человек в коричневом кожаном шлеме.
Самолет подлетел к саду Вавры, вернулся, опустился ниже. Мотор взревел.
Я твердила про себя: «В самолете человек в коричневом кожаном шлеме. В самолете человек в коричневом кожаном шлеме. В самолете человек в коричневом кожаном шлеме…»
Так я боролась со страхом. Это меня успокаивало. Я боялась самолетов, но не боялась мужчин в коричневых кожаных шлемах. Мужчины в коричневых кожаных шлемах никогда не делали мне ничего плохого.
Я увидела, как Геральд бежит от изгороди Архангела.
Бежит согнувшись. Заметила, что Хильдегард бежит к дому. Она споткнулась о гнома и чуть не упала.
Я не бежала. Я стояла. Самолет вновь вернулся. Его тень накрыла меня. В воздухе свистело.
Кажется, все стояли у кухонного окна и кричали, чтобы я бежала в дом. Но я этого не слышала. Может, из-за шума мотора. Из дома выбежал папа. Подбежал, хромая, ко мне, схватил за руку и потащил внутрь. Отпустил только в передней.
Закрыв входную дверь, он закричал:
— С ума что ли сошла! Что ты стоишь, как дура? Хочешь, чтобы тебя убили?
— В самолете был мужчина в коричневом кожаном шлеме! — только и вымолвила я.
Но они меня не поняли. Орали, что в каждом самолете сидят мужчины — мужчины, которые стреляют или сбрасывают бомбы. И у каждой пушки, выпускавшей снаряды, тоже стоят мужчины. И не важно, в коричневых они шлемах или в зеленых фуражках.
Я не проронила больше ни слова, потому что все, даже дедушка, жутко злились. Я же была уверена, что они неправы.
Герой Бобово-макаронное богатство Тачка
Я села к окну, сделала вид, что смотрю в сад. А сама слушала, о чем беседуют дед, отец и госпожа фон Браун. Мама со мной не заговаривала. Она сидела у печи и, сморкаясь, тихонько плакала. Дедушка застегнул пальто, надел шляпу со словами:
— Со страху можно стать героем. А уж я-то им непременно стану. Нужно идти к Юли!
Дед выглядел беспомощным. Он и понятия не имел, что теперь делать. Человек в коричневом шлеме убедил, что русские могут появиться в любой момент. Потом дед расстегнулся, снял шляпу.
— Не уходи! — просил его отец. — Останься здесь, а то тебя подстрелят.
Дед боялся предстоящего пути. Охотнее всего он бы остался. Но страх перед Юли пересилил.
— Не могу оставить Юли одну!
Отец рассердился.
— Черт подери! Много пользы Юли, если тебя убьют!
— Господин Гёт, нельзя сейчас идти! Вы же не герой, господин Гёт!
Дед снова застегнул пальто, надел шляпу, беспомощно повторил: