О ком это он? Разве в Линчёпинге еще кто-то работает физически? Ведь здесь живут только люди с высшим образованием: инженеры, компьютерные гении и врачи. Во всяком случае, такое впечатление порой складывается, но сейчас этих людей в городе нет.
Глоток пива из третьего бокала заставляет Малин расслабиться, хотя на самом деле ей было бы полезнее слегка взбодриться.
Посетители паба потихоньку расходятся. Она чувствует, как одиночество разрастается, занимая все больше места.
Туве стоит в прихожей — восемь дней назад, с чемоданом одежды и книг, многие из которых специально куплены перед поездкой. Позади нее на лестнице маячит Янне, а на улице в своем «вольво» их ожидает его друг Пекка, чтобы отвезти отца и дочь в аэропорт Скавста.
За несколько дней до отъезда Янне попросил Малин подвезти их, но она соврала: сказала, что у нее срочная работа и она не сможет. Хотела держаться с Янне построже, выразить свое неудовольствие тем, что он из чистого упрямства тащит за собой Туве на другой конец света — на Бали.
Бали.
Эту поездку Янне выиграл в лотерее для муниципальных работников: герою-пожарнику — первый приз.
Для Туве это просто мечта, и для Янне тоже. Только отец и дочь. Это их первая настоящая совместная поездка, а для Туве еще и первая вылазка за пределы Европы.
Малин опасалась, что Туве откажется, не желая разлучаться надолго со своим парнем, Маркусом. Или что у родителей Маркуса есть свои планы на лето, в которые Туве тоже включена.
Но дочь обрадовалась и заявила:
— Маркус обойдется без меня.
— А я? Как же я без тебя?
— Ты, мама? Да для тебя это будет просто идеальный вариант. Ты сможешь работать сколько захочешь, не мучаясь угрызениями совести, что ребенок брошен.
Малин хотела возразить, но все слова, которые приходили в голову, казались какими-то тусклыми или, что еще ужаснее, неискренними. Разве мало было случаев, когда Туве приходилось самой готовить себе еду, одной укладываться спать, потому что очередное расследование требовало от Малин полной самоотдачи!
Объятия в прихожей — ровно неделю назад, сливающиеся на мгновение тела.
Твердая рука Янне на ручке чемодана.
— Берегите себя!
— И ты тоже, мама.
— Ты же знаешь, я всегда осторожна!
— Ну пока!
Три голоса произнесли одни и те же слова прощания. Потом возникла заминка, и опять все сначала. Янне принялся говорить какие-то глупости, и когда за ними захлопнулась дверь, Малин была в ярости — словно все чувства, бушевавшие двенадцать лет назад, во время их развода, разом нахлынули снова. Безмолвная злость, ощущение того, что слова бессильны что-либо выразить и все сказанное — не к месту.
Они не могут жить ни вместе, ни порознь. Проклятая любовь. Невозможная любовь.
Она отказывалась признаться самой себе, что уязвлена их отъездом — словно маленькая девочка, которую бросили те, кто обязан любить ее больше всех.
— Я приеду вас встретить! Созвонимся! — сказала она серой закрытой двери и осталась стоять одна в прихожей.
Они отсутствовали всего пять секунд, а Малин уже безгранично скучала по ним. Мысль о расстоянии, которое скоро будет их разделять, казалась невыносимой, поэтому она отправилась прямиком в паб. И напилась, точно как сейчас. Выпила текилы, как сейчас. Набрала номер на мобильнике, как сейчас.
В трубке раздался ясный голос Даниэля Хёгфельдта.
— Так ты сидишь в «Пулле»?
— Ты придешь или нет?
— Форс, успокойся! Я иду!
Два слившихся тела. Гладкая грудь Даниэля Хёгфельдта под ее ладонями, пальцы скользят от влаги. «Я помечаю тебя, — думает Малин, — оставляю на тебе свои отпечатки пальцев. Почему же у тебя закрыты глаза? Подними веки, посмотри на меня, посмотри на меня, ты заполняешь меня, я сейчас улечу, так открой же свои холодные зеленые глаза».
Их разговор в пабе десять минут назад.
— Хочешь выпить?
— Нет. А ты?
— Нет.
— Тогда чего же мы ждем?
Одежду они сорвали еще в прихожей. Церковная башня застыла в окне черным неподвижным силуэтом.
Звонили колокола, отбивающие два часа ночи, когда Малин помогала Даниэлю стащить белую застиранную футболку. Прикосновение жесткой чистой ткани, его кожа, жар которой она ощутила своей грудью, его слова: «Малин, не торопись! Потише!» — но тут все ее тело затряслось от спешки, ей захотелось до боли, и она шепнула ему: