— Серьезно, все будет хорошо. К тому же я буду писать вам с папой так часто, как только смогу.
— Не стоит писать нам слишком часто. Я хочу, чтобы ты встретила новых друзей и попробовала что-то новое. Ты должна чем-нибудь заняться и как следует повеселиться. О нас не беспокойся. — Слегка погрозив мне пальцем, мама опустила руку. — Я знаю, что здесь ты чувствуешь себя немного подавленно, так что это пойдет тебе на пользу.
Мама все поняла. Всегда понимала. Когда мне исполнилось два, мы переехали сюда, в родной город отца. Он чувствовал себя здесь как дома, потому что это и был его дом. В то время как мама все еще считалась чужачкой, здесь всегда к ней так относились. Так что она знала, каково это: чувствовать себя не в своей тарелке.
Она с пониманием относилась к моим проблемам в школе, в то время как папа предпочитал их игнорировать. Не то чтобы ему было все равно. Он просто этого не понимал.
— Все будет отлично. — Я искренне улыбнулась маме. Сердце сделало забавное сальто в груди, и я глубоко вздохнула, говоря себе, что все действительно будет замечательно.
Поездка в лагерь изменит мою жизнь.
Джейк
За месяц до этого
— Ты поедешь. Понимаю, что это внезапное решение, и ты, наверное, злишься, что завтра придется уехать, но это твои проблемы, Джейкоб. Ты уберешься отсюда. — Отец говорил строго, судя по тону, он буквально кипел от гнева. Когда смотрел на меня, его глаза пылали едва сдерживаемой яростью. В этот момент он невероятно злился на меня, но разве бывало по-другому? — И это не обсуждается. Никаких споров, никакого неповиновения, никаких угроз, что сбежишь. И не дай бог тебе покинуть дом без разрешения, я сразу же вызову копов. И они упрячут тебя за решетку. Благодаря последней выходке, тебе это обеспечено.
Я уставился на него, скрестив руки на груди и стиснув зубы так крепко, что, казалось, вот-вот раздроблю их. От летнего лагеря дяди у меня остались хорошие воспоминания. Тогда, будучи беззаботным ребенком, я интересовался только купанием в озере и тусовками с друзьями.
Но это было слишком давно.
Сейчас не хотелось туда возвращаться. В этом не было смысла. Я стал совсем другим человеком. Не просто старше, но и чертовски мудрее.
Ладно. Может, и не мудрее. Я постоянно косячу, словно не в силах ничего с собой поделать. Та последняя выходка, о которой говорил отец. Мы с моими так называемыми друзьями воровали ночью колпаки с дорогих машин. Пьяные в стельку. Иначе я бы не решился на такое. Как только появились копы, все меня бросили. Абсолютно все. И в итоге меня позорно арестовали, оформив как настоящего преступника: сфотографировали, сняли отпечатки пальцев. От страха я чуть штаны не обмочил.
Но перед копами этого никак не выказал. Просто смотрел на них и держал рот на замке. Когда появился отец, чтобы внести за меня залог, я едва не заплакал от облегчения. Я считал, что самое сложное позади. А потом он усадил меня в машину и орал до самого дома.
Это был первый признак того, что мне придется, наконец, расплачиваться за свои грехи.
Отец отправился со мной в суд и попросил разрешения поговорить с судьей. Я думал, что он выступит в мою защиту. Заверит хмурую женщину средних лет в очках на кончике носа, что на самом деле я очень хороший ребенок. И просто нуждаюсь во втором шансе.
Но нет. Отец швырнул меня так далеко под автобус, что до сих пор остались следы шин на животе. Сказал судье, что я бестолочь, неудачник, сплошное разочарование и что боится за мое будущее. Затем пообещал, что если меня отправят на общественные работы, то он проследит, чтобы я отработал положенные часы, трудясь под строгим надзором в летнем лагере моего дяди.
Судья согласилась.
И вот я здесь, еду в лагерь, где придется возиться с кучей придурковатых детей, от которых не увижу ничего, кроме кучи дерьма в течение следующих двух месяцев. На что мне оставалось надеяться? Возможно, там будет много симпатичных вожатых, которые западают на плохих парней. Я с удовольствием воплощу любую их фантазию, если получится сделать это тихо. Иначе если дядя учует, что занимаюсь чем-то не тем, я покойник. Моментально окажусь в колонии для несовершеннолетних или, что еще хуже, в долбаной тюрьме. Отец проследит за тем, чтобы я заплатил за свои ошибки.
— Хорошо, — пробормотал я, опустив голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. Не могу больше видеть в глазах отца злость, разочарование и отчаяние. — Я поеду.