Тот был доволен жизнью. Он слегка покачивался, а улыбка его была шире, чем она бывает у трезвенников.
– Привет! – сказал Перси Пилбем. – Вот вы где, дорогуша!
Хьюго вспомнил, что должен ему кое-что сказать.
– Эй вы! – крикнул он.
– Да, дорогуша?
– Хотите, чтобы я растер вас в пюре?
– Нет, дорогуша.
– Тогда слушайте. Вы меня со свиньей не видели. Ясно?
– Я же видел!
– Нет.
Перси Пилбем проявил не только понятливость, но и добросердечие.
– Ни слова больше! – сказал он. – Я вас понял. Все ясно, дорогуша, все ясно.
– Вот и запомните.
– Какой разговор! Запомню, дорогуша, запомню. Хочу прошвырнуться. Компанию не составите?
– Идите к черту!
– Хорошо, хорошо.
Он неуверенно направился к выходу, а в трубке раздался голос:
– Хьюго?
– Да?
– Хьюго, миленький, мы победили! Дядя Кларенс сказал «Конечно» пятьдесят пять раз, а тете Констанс он посоветовал не лезть в чужое дело. Он ангел.
– Как и ты.
– Я?
– Да.
– Нет, это ты ангел.
– Ты, – сказал Хьюго с весомостью опытного богослова.
– Ну хорошо. Они едут домой, а я пойду пешком. Хватай эту Роннину машину, езжай мне навстречу. Покатаемся по Англии. Нет, какой вечер!
– Уж такой, – согласился Хьюго. – Одно слово, вечер. Бегу. Жди.
– Молодец! – сказала Миллисент.
– Пип-пип! – сказал Хьюго.
Глава XVI
Встреча влюбленных
Минуту эту Сью пыталась представить сотни раз, но воображение ей отказывало. Иногда глазами души она видела, что Ронни замкнут и холоден; иногда – что он потрясен; иногда – что показывает на нее пальцем, как персонаж мелодрамы, обличающий обманщика. Только к одному она не была готова – к тому, что созерцала сейчас.
Итон и Кембридж хорошо тренируют своих сынов. Когда те поймут основной закон бытия: «Чувств не выказывай», землетрясения и взрывы должны сказать спасибо, если дождутся сдержанного: «А, что там?» Однако и Кембридж не всесилен, тем более Итон. Совесть догрызла Роналда Фиша до того, что железный костяк рухнул. Пунцовое лицо, взъерошенные волосы, вылупленные глаза и дрожащие пальцы свидетельствовали именно об этом.
– Ронни! – закричала она.
Больше она ничего закричать не успела. Ронни представил себе, что тетя Констанс озирает ее сквозь лорнет в черепаховой оправе, и сердце его раскололось, кровь Фишей вскипела. Теперь он не колебался.
Он прыгнул, схватил ее, прижал к себе, и Бакстер против воли услышал целый каскад покаяний. Ронни рассказывал, что он свинья, мерзавец, подлец, негодяй, собака и червь. Если бы он говорил о Перси Пилбеме, он не нашел бы лучших определений.
Диалог не нравился Бакстеру и в этом виде, но дальше его просто затошнило. Сью сказала, что виновата она одна. Нет, сказал Ронни, нет, нет и нет. Она (Сью). Нет, он (Ронни), поскольку он собака и червь. Мало того, он гад, идиот и остолоп.
– Ничего подобного!
– Мне лучше знать!
– Нет!
– Да!
– Как ты можешь это говорить?!
– А я тебя люблю все равно.
– Ну что ты!
– Люблю.
– Что ты!
– Люблю и люблю.
«Сколько можно? – томился Бакстер. – Нет, сколько же можно?»
Ответ пришел очень быстро. Где-то у окна послышался вежливый кашель.
– Ваша рукопись, мисс, – сказал Бидж.
Сью посмотрела на него. Ронни тоже посмотрел. Она о нем забыла, он думал, что дворецкий где-нибудь внизу. Никто ему не обрадовался.
– А, Бидж! – сказал Ронни.
Дворецкий не может ответить: «А, сэр!», и Бидж приятно улыбнулся. Ронни показалось, что он над ним смеется, а над Фишами смеяться опасно. Вознамерившись было поставить его на место, Ронни передумал и решил его усмирить, а потому заговорил с натужной приветливостью:
– Значит, вы здесь?
– Да, сэр.
– Удивляетесь, а?
– Нет, сэр.
– Нет?
– Я знал о ваших чувствах, сэр.
– Что?!
– Знал, сэр.
– Кто вам сказал?
– Мистер Пилбем, сэр.
Ронни охнул, но вспомнил, что Бидж – его помощник, сообщник, связанный с ним и давней дружбой, и более сильными узами общего преступления.
– Бидж, – спросил он, – что именно вам известно?
– Все, сэр.
– Все?
– Да, сэр.
– К примеру?
Бидж кашлянул.
– Мне известно, что мисс Скунмейкер – это мисс Сью Браун, театральная певица.
– Прямо справочник, а?
– Да, сэр.
– Бидж, я хочу жениться на мисс Браун.