– Иногда я думаю, – сказал он, – любишь ли ты меня.
– О, Ронни!
– Думаю. Кто я такой? Вот, прогорел. Мозгов нет.
– Ты такой красивый!
– Слишком розовый. Почему я не похож на… А, да! Мак говорит, вы с Хьюго не расставались.
Сью вздохнула.
– Да это раньше было, – терпеливо объяснила она. – Я люблю с ним танцевать. Неужели ты думаешь, что я могу в него влюбиться!
– А что такого?
– В Хьюго? – Она рассмеялась, как смеялась всегда, думая о мистере Кармоди.
– Он лучше меня. Не такой румяный. Играет на саксофоне.
– Господи, перестань! Я люблю тебя.
– А не Хьюго?
– Нет.
– И не Пилбема?
– Конечно, нет. Тебя.
– А! – сказал Ронни.
Человек пылкий, он мгновенно взмыл из бездны к вершинам. Туча ушла, байроническая скорбь исчезла, он улыбался.
– Знаешь, почему я спешу в Бландинг? – спросил он.
– Нет.
– Хочу дядю обработать.
– Что?
– Обработать дядю Кларенса. Как я женюсь без денег?
– Да, я понимаю… Расскажи мне про Бландинг, Ронни.
– Как это?
– Я хочу все себе представлять, когда ты там.
Ронни задумался. Он не был художником слова.
– Ну, такой замок. Парки всякие, сады. Деревья. Террасы.
– А девушки?
– Моя кузина Миллисент. Дочка дяди Ланселота, он уже умер. Наши хотят, чтобы мы с ней поженились.
– Какой ужас!
– Нет, ничего. Мы оба против.
– Ну, это еще туда-сюда. А другие девушки есть?
– Больше нету. Мать познакомилась в Биаррице с одной американкой. Очень богатая, Майра Скунмейкер. Ну, мать пристала: «Ронни, почему ты не звонишь Майре? Своди ее в казино. Потанцуете». Ужас какой-то. Теперь ее ждут в замке.
– Ой!
– При чем тут «ой»?
– Нет, все-таки… Вообще-то они правы. Тебе надо жениться на девушке твоего круга.
Ронни едва не наскочил на другую машину.
– Осторожней! – вскрикнула Сью.
– А ты не говори черт знает что! Мало мне наших…
– Бедненький! Ну, прости. Но ты пойми их, кто я такая? Дочь певички из мюзик-холла. Знаешь, в розовом трико…
Ронни растерялся. Он никогда не думал о семье мисс Браун, и розовое трико его немного испугало. Он представил себе крашенную перекисью тещу, которая говорит девятому графу: «Солнышко».
– Ее звали Долли Хендерсон.
– Не слышал.
– Так это же было давно, двадцать лет назад.
– Я думал, ты из Америки.
– Папа меня увез, когда она умерла.
– А, она… э… ее нет в живых?
– Конечно.
– Какая жалость… – сказал Ронни, заметно приободрившись.
– А папа был в ирландской гвардии. Капитан какой-то.
– Красота! – закричал Ронни. – Мне-то что, хоть бы он студнем торговал, но наши…
– Ну, вряд ли.
– Нет, не говори! Он в Лондоне?
– Он умер.
– Э? О! Да… – проговорил Ронни. – Все равно им скажем.
– Если хочешь. Но я же сама певичка.
Ронни представил себе мать, тетю Констанс – и разум подсказал ему, что она права.
– А ну их всех! – решил он. – Они думают, если человек служит в шоу, он должен плясать на столе перед пьяными маклерами.
– Как интересно! – вставила Сью. – Попробовать, что ли?
– Возьмем дядю Галли. Он полюбил одну актрису еще в Средние века. И что? Отослали багажом в Южную Африку. Чушь какая-то! Надоели! Нет, пойду к дяде Кларенсу и все скажу.
– Я бы не говорила.
– Да?
– Да. Если он про меня услышит, он денег не даст. А так – все может быть… Какой он?
– Дядя Кларенс? Он хороший, сонный такой. Помешан на цветах. Нет, сейчас у него свинья.
– Какая прелесть!
– Был бы я свиньей, он бы меня озолотил.
– Ты и так свинья.
Ронни вздрогнул. Совесть грызла его под идеально сшитой жилеткой.
– Ну, прости! Я тебя люблю, вот и ревную. Если ты мне изменишь, я… прямо не знаю, что я сделаю. Ты… это…
– Что?
– Поклянись.
– Как?
– Пока я в замке, ты ни с кем не будешь танцевать.
– Даже танцевать?
– Да.
– Хорошо.
– Особенно с Пилбемом.
– А я думала, ты скажешь: с Хьюго.
– Он в замке.
– В вашем замке?
– Да. Служит у дяди Кларенса.
– Значит, тебе будет не скучно. Хьюго, Майра, Миллисент…
– Оставь ты эту Миллисент! Если ты думаешь, что для меня существуют какие-то девушки…
Голос его стал напевным. Сью слушала и радовалась. В конце концов, день и вправду был прекрасен.