В старших классах Фэнси Харт была настоящей занозой, сплошной головной болью. Во всяком случае, для Джима.
Другие девчонки бегали за ним, а Фэнси неустанно колола ему в глаза его недостатками. И все же этой тощей зубрилке в нелепых платьях и с длинными рыжими косами, с которой у Джима не было ничего общего, удалось в конце концов проникнуть к нему в душу, как не удавалось никакой другой девчонке. Пусть она и вела себя надменно и холодно, словно лучше ее в целом свете не найти, он уловил в ней уязвимую струнку гордого одиночества – и навсегда отдал ей сердце. Она только и делала, что насмехалась над ним, но он не обращал внимания на ее оскорбления и относился к ней по-рыцарски, защищая от других ребят… когда усмирял свой вспыльчивый нрав.
В отличие от него Фэнси даже не пользовалась особенным успехом у сверстников – может, потому, что была единственным избалованным ребенком, может, потому, что ее считали чересчур заумной, может, из-за ее странных нарядов, но скорее всего, потому, что она никогда не старалась подделаться под окружающих.
В то время как остальные ребята в животноводческих кружках кормили кроликов, поросят и телят, она играла на пианино и от корки до корки штудировала энциклопедии. Задрав нос, она обычно дефилировала по школьной сцене, получая очередную награду за очередной конкурс. Пару раз она даже выискивала его среди зрителей в зале и дарила горделивой, издевательской улыбкой, пока директор школы вручал ей приз.
А ее манера ездить верхом! Все остальные надевали обычные джинсы, ботинки и ковбойские шляпы и подражали героям вестернов. Фэнси же красовалась в галифе и высоких сапогах и брала уроки английской верховой езды. Тогда-то к ней и прилепилась кличка «Фэнси» – из-за ее экстравагантных диковинных брюк.
На переменах ее одноклассники как угорелые гоняли в футбол, а она уютно устраивалась где-нибудь в тенечке, расправив подол причудливого платья, и читала толстые книжки, причем не «Трех мушкетеров», а такие, каких и в программе-то не было. Или же заполняла альбомы набросками своих первых моделей. Наброски эти она даже посылала в Нью-Йорк, а потом пару раз хвасталась полученными премиями.
Училась она только на «отлично». Даже точные науки не составляли для нее особого труда, как для многих других девчонок. Сам Джим не блистал нигде, кроме футбола, но она футболистов ни в грош не ставила. И вечно она хвасталась, а ему чаще всего – как будто его это волновало, – что наступит день, когда она уедет из Парди, станет богатой и знаменитой и больше никогда-никогда не вернется в эту глушь.
В подарок на шестнадцатилетие и в награду за отличную учебу родители купили ей симпатичную миниатюрную английскую спортивную машину, и Фэнси стала еще надменнее и несноснее. Как-то раз – примерно через неделю после появления автомобиля – хулиганистые ребята из ее класса сыграли с ней злую шутку.
Машина была настолько маленькой, что десяти самым старшим футболистам не составило никакого труда поднять ее по длинной лестнице и взгромоздить на крыльцо спорткомплекса. Девочки как раз принимали душ после урока физкультуры. Прозвенел последний звонок, и Фэнси вылетела из дверей школы. На ней было белое платьице с кружевами, рыжие косы уложены вокруг головы и завязаны белыми накрахмаленными бантами.
При виде своей машины она остановилась как вкопанная, глаза у нее от ужаса округлились, потом наполнились злыми слезами. Ребята гоготали, любуясь этим зрелищем.
Она резко крутанулась в их сторону:
– Ну вы, футболисты чокнутые! Кто из вас это сделал?! – Затем она устремила взгляд на Джима, сузила глаза, словно прицеливаясь к главному виновнику. Он вспыхнул. Она еще больше уверилась в своей правоте. – А ты, Джим Кинг, среди них – главный недоумок!
Ребята так и покатились со смеху, поскольку Джим в этом вовсе не участвовал. Фэнси переводила взгляд с одного нахального лица на другое, но никто не отвечал ей, и она разъярилась до такой степени, что стала грозить им кулаками и уронила ключи.
Лучший друг Джима, Бо-Бо Джонсон, мгновенно схватил ключи и забренчал ими у нее над головой:
– Ну, так кто из нас чокнутый?
– Ты! Ты… дубина… тупоголовая…
– А ключи-то у меня, задавака! – Бо-Бо швырнул их друзьям поверх ее головы.
Мальчишки начали перебрасывать ключи из рук в руки, глумясь над ее отчаянными попытками поймать их. Когда наконец она стала вся красная как рак и даже разорвала рукав платья, потому что слишком высоко задирала руки, Джим решил, что игра зашла слишком далеко. Он опередил Бо-Бо и поймал ее летающие по кругу ключи.
Она и не подумала поблагодарить лучшего футбольного защитника Парди за его усилия. Нет. Она приблизилась к Джиму настороженно, как будто ждала, что и он швырнет ключи над ее головой, как его криками подначивали друзья. Она подняла на него взгляд. Глаза у нее покраснели, а распухшее от слез лицо стало почти уродливым, но Джим вдруг почувствовал в ней одиночество и уязвимость… И не бросил ключи, а аккуратно вложил их в ее протянутую ладонь. На какую-то долю секунды их пальцы соприкоснулись, и он ощутил безумную тягу к ней… как будто между ними существовала невидимая связь.
А потом Бо-Бо громким стоном выразил свое недовольство, и ее пальцы сжались в кулак, а ногти вонзились в ладонь Джима. Она сверкнула гневным взглядом и выпалила:
– Я тебя ненавижу, ненавижу! Тебя – больше всех! Строишь из себя невесть что, потому что девчонки за тобой бегают, а на самом деле ты – просто здоровая футбольная дубина. Ты еще глупее, чем Бо-Бо!
– Эй, я-то тут при чем? Я и пальцем не тронул твою дурацкую машину! – возмутился Джим.
Он ринулся за ней, но она запрыгнула в машину – и прищемила бы ему дверцей пальцы, не отдерни он руку буквально за миг до этого. Он стоял на крыльце, уставившись на свою руку, и думал о том, что если бы не его хорошая реакция, то она – пусть даже ненарочно – раздробила бы ему кисть и на футболе можно было бы поставить крест.
Побледнев от ярости, он следил, как она съезжает с крыльца: колеса неуклюже подпрыгивали на каждой ступеньке, а в самом низу раздался еще и лязг металла о бордюр.
Такой злости он не испытывал еще ни к одной девчонке… даже к ней. Взбешенный, он вскочил в свой пикап и бросился за ней в погоню. Заметив в зеркальце его машину, она нажала на газ.
Чем окончательно вывела его из себя. Как безумный, он вдавил в пол педаль газа.
Через несколько минут таких гонок она свернула на проселочную дорогу, надеясь вытрясти из него боевой дух. Тут-то Джим и понял, что достанет ее, поскольку какая-то там надутая зубрилка не знала так хорошо, как он, проселочные дороги вокруг Парди. Сколько вечеров они колесили по этим дорогам вместе с Бо-Бо – и не сосчитать. Ездили часами, а потом останавливались на обочине, пили пиво и перебирали сальные подробности насчет девчонок.
Для этой песчаной дороги она ехала слишком быстро. Ему и самому следовало бы сбросить скорость, но ярость ослепила его, затуманила сознание – и он забыл о том опасном месте, где колея глубоко уходила в глинистую жижу, смешанную с песком.
Вот почему все, что тогда случилось, лежало на его совести.
Когда он доехал до крутого поворота, ее уже несло юзом по скользкой грязи. Он нажал на тормоза в тот самый миг, когда ее крошечная красная машина подпрыгнула, перевернулась вверх колесами и съехала в кювет.
Последняя отчаянная мысль промелькнула у него – что она погибла, погибла наверняка. Потом он навалился грудью на руль, сильно ударившись лбом о приборный щиток.
От удара он очень долго не мог даже пошевелиться. Первое, что он увидел, разлепив наконец залитые кровью веки, были длинные рыжие косы Фэнси.
Они свисали из-под дверцы ее машины. Один из белых бантиков развязался и трепетал на ветру.