— Осипов Леня, а ты чего тут сидишь? — Ветка-банный лист остановилась возле лавочки.
— Надо и сижу!
— Ну и очень грубо! — Она пошла прочь, стараясь изобразить походкой и спиной свою независимость.
Наверное, Леня рассмеялся бы ей в спину, да погромче, чтоб слышала. Но не тем был он занят — уже повалила из дверей ребятня третьего отряда.
Пятница увидел Леню, и на лице у него появилось что-то… ну будто он должен поздороваться. Нет, не ошибся Леня — это был действительно Пятница!
Сел на лавку около Лени… Ну заговаривай, чего ж ты… Поднял голову, посидел так некоторое время. И Леня поднял — ничего там особенного, серые облака ползут. Леня выставил вперед ладонь, словно хотел поймать будущие дождинки.
— А это не наши облака, — вдруг сказал Пятница, — это киевские.
— А?! — Не всякий найдется, что ответить на такие странные слова. Леня как раз и не нашелся.
— Вот когда до Киева доплывут, тогда вместе и пойдет.
— Кто?
— Ну дождик. — И Пятница, подражая Лене, выставил лодочкой ладонь.
— А… ты почему знаешь?
— А так всегда бывает: у нас объявляют осадки и в тот же день у них.
Тут захочешь не удивляться, да удивишься. Такая уж у Пятницы была манера выражать свои мысли: говорит вроде самые простые вещи, а получается как открытие. Леня один раз стал ворчать про сумасшедший гвалт в столовой. А Генка (так его, оказывается, по-настоящему звали) вдруг говорит:
— Я узнал, что человек читает по сто пятьдесят-сто семьдесят слов в минуту.
Леня об этом понятия не имел и потому довольно нервно пожал плечами:
— Ну и… что?
— А говорят-то еще быстрее… И если эти слова помножить на двести пятьдесят человек нашего лагеря…
Они стали прикидывать. Получилось в минуту сорок две тысячи пятьсот! А вроде бы они еще где-то ошиблись. Вроде бы должно получиться больше. Но даже и с ошибкой — больше семи тысяч слов в секунду! Космос! Ворчать уж как-то неудобно…
Генка тоже обитал на окраине своего отряда. Но если Леня это делал, выказывая свою островитянскую гордость, то Генка всегда решал какой-нибудь особый вопрос или изобретал что-то. И потому везде немного отставал. Но когда люди объединяются в отряды, они становятся довольно-таки нетерпеливыми: им надо успевать, соревноваться, им надо «жить активно». А иначе зачем ты вообще сюда приехал?
Леня развил перед Генкой эту теорию, чтобы с верным человеком пошпынять лагерные порядки.
— Ну вот зачем ты приехал, неактивный Савелов, в наш активный «Маяк»? — говорил Леня громким голосом «для сборов».
— А я приехал фотографировать птиц, — совершенно серьезно ответил Генка.
Оказывается, он действительно приехал сюда фотографировать птиц… С ума сойти!
— Да кто тебе разрешит с территории уходить?
— Объясним, и разрешат!
— Да они тебе сразу скажут — отделяешься.
— Объясним, и не скажут!
Ему попался упрямый Пятница.
— Ты просто неопытный, понял? Ну вот хочешь, пойдем сейчас к этому, как его… к начальнику!
Леня-то просто хотел его припугнуть, как малых детей пугают бабкой-ежкой, милиционером или усатой теткой с мешком. Но Генка не испугался. И Лене пришлось собрать все свое мужество, чтоб действительно отправиться к начальнику. На ходу он спешно стал придумывать независимую позу и спокойные, уверенные слова.
Но вышло все не так! Во-первых, начальник сам их нашел. Во-вторых, говорил не старший Леня, а младший Генка.
— А вы чего это всегда отдельно? — спросил начальник.
— А мы вместе! — И Генка показал на Леню.
— Хм… А почему вы не в отряде?
— А мы в разных отрядах… Можно нам, пожалуйста… Мы хотим птиц фотографировать!
И дальше Генка рассказал действительно интересную вещь. Он хотел создать «Определитель птиц»: узнавать, какая птица какой породы. Раньше для этого из ружья стреляли. А потом уж начинали определять — по мертвой птице. А теперь додумались прямо по живым. Например, утка, когда летит, у нее шея длинная, а крылья машут почти на хвосте.
Но это, конечно, трудно так определить. И поэтому птиц надо фотографировать в самых… Тут Генка сказал совершенно научное слово. В самых, он сказал, характерных положениях.
Леня слушал его прямо-таки раскрыв рот, перепутав, кто тут Пятница, а кто Робинзон. Начальник тоже — раньше он явно этого не знал.
— Ну, а… Дело-то полезное… Ну, а нельзя это… вместе с ребятами?
— Бывают же некоторые полезные для всех дела, а делать их надо не шумя, — Генка улыбнулся, — отдельными людьми… Можно нам это?