Вот уже больше двух недель здесь, в небольшом сарае, который превратился в настоящую мастерскую, идет напряженная работа, Степа и Димка мастерят не что-нибудь, а радиотелефон! Давно миновали дни, когда Степа хлопотал над первым детекторным приемником. Да и ламповый приемник для него теперь не диво. Собрать его по схеме, по чертежам легко. А вот радиотелефон! Из-за такого дела стоит помучиться и поломать голову!
А дела складывались так, что обойтись без радиотелефона было нельзя.
Еще шли занятия, когда шестиклассники всем отрядом решили отправиться летом в путешествие. И не в обыкновенное путешествие. Какой интерес плыть на лодках или просто идти по дороге? Где же тут приключения, необыкновенные происшествия! Совсем другое дело, если пойти напрямик, скажем, через Бакланскую пущу, пробираться через глухие заросли лозняка, переплывать через бурные реки, находить тропинки через топкие болота, ночевать в чаще, отыскивать нехоженые пути…
А каким интересным будет поход, если взять с собой радиотелефон! В деревне останется другой такой же аппарат, и можно будет держать связь с ребятами, которые останутся дома, сообщать о продвижении по маршруту, обо всем, что бы ни случилось за день.
Один радиотелефон уже готов. Остается сделать второй — и до свидания, деревня!
Степка выпрямился, открутил тиски. На ладонь упала продолговатая тяжелая пластинка. Мальчик повертел ее в руках, измерил. Точно получилось, комар носа не подточит! Если уж Степан сделает, можно не сомневаться — все будет ладно!
Наверно, у Степы какой-то особый талант. Вот пробовал Димка опиливать пластины — поверхность обязательно получается неровной, шероховатой, а у Леньки и вовсе кривой. А Степа поправит свою широкополую соломенную шляпу, повертит в длинных пальцах инструмент и даже не сгибается, как Дима и Ленька, над тисками, не пыхтит, а так, небрежно, словно играя, поводит напильником по металлу, и — готово!
Интересный мальчишка Степка. Кажется, ни до чего ему и дела нет. Он не забрасывает тракториста, хлопочущего у машины, сотней вопросов, как другие ребята, а стоит в сторонке и жует травинку. А потом подойдет, перекинется двумя словами с мастером, и глядишь — у Степки в руках отвертка или ключ, он уже лежит на спине под трактором и что-то там делает.
И на уроках никогда не выскочит Степа с криком: «Я знаю! Разрешите добавить!» И даже руку не поднимет. Но если уж спросят, расскажет все обстоятельно и точно. Правда, дружить со Степаном трудно: ни на футбольное поле, ни на рыбалку его не затащишь. То выстругивает какие-то дощечки или орудует молотком, то возится с чьей-то поломанной мясорубкой. «Намагниченное сердце, — шутят ребята, — очень уж к железу тянется…»
Ленька понимает, конечно, что ему далеко до Степана, что все равно он, Ленька, никогда не станет таким техником и умельцем, как товарищ, так к чему же стараться! Эх, если бы не письмо, Ленька давно был бы уже за дверями сарайчика, там, где щедро хозяйничает ослепительное июньское солнце. Даже сюда, в мастерскую, доносятся зовущие шумы: в густой кроне берез ссорятся воробьи, где-то далеко на болоте трещит аист. Ленька прилипает носом к окошечку. Над жердочками заборов вьются легкие дымки: деревья просыхают от ночной росы и влаги. Самое время обойти в лесу земляничные пригорки!..
— Ленька, — слышится голос Степана, — ты эту катушку наматывал?
«Отстань ты со своей катушкой!» — хочется сказать Леньке, но он вспоминает о письме и покорно отвечает:
— Я, Степ… А что, неправильно?
— Посмотри сам, — советует «намагниченное сердце». — Постарайся сам найти промах. Тогда в следующий раз не ошибешься.
— Есть, товарищ главный инженер! — козыряет Ленька. Жест его бодр, но голос звучит невесело. — Приказано посмотреть, постараться найти…
Он берет катушку и бессмысленно смотрит на нее. Может, плюнуть на все и побежать в лес? Нет, нельзя — проклятое письмо! Как же он написал его? Зачем?
Ленька рассматривает катушку и вдруг неожиданно объявляет:
— Катушки — это вчерашний день техники. Теперь знаете что вместо катушки придумали?
— Ну? — улыбаясь, спрашивает Степа. — Что же придумали?
— Что придумали? Да ты, наверно, и сам знаешь… — тянет Ленька. И с какой стати его угораздило ляпнуть про катушки? Вот проклятый язык! — Теперь такие радиостанции есть. Носит человек в кармане авторучку, а оказывается, это радиостанция. И вместо всяких катушек — обыкновенное перо. Алесь, мой брат, писал, — для вескости добавляет Ленька.
— Перо-то номер восемьдесят шесть? — спрашивает Степа, и нельзя понять, шутит он или говорит серьезно.
— Номер я не помню…
— Восемьдесят шесть, — подтверждает Димка. — Мы вчера со Степаном такую станцию поймали… Только она не все передавать может…
— Ну, конечно, — радуется Ленька. — Только азбуку Морзе.
— Нет, — говорит Степа, — рассказы барона Мюнхгаузена.
Ленька вспыхивает огнем. Снова они его разыгрывают. Но, пожалуй, лучше всего промолчать — разве их переговоришь!
А Степа не унимается.
— Знаешь, Димка, — таинственно говорит он. — Вскоре у нас в деревне будет свое телевидение. И, кроме того, строится такой аппарат, что может передавать по радио на расстоянии разные предметы и вещи.
Тут Ленька не выдерживает. Ну, сказал он обо всем этом вчера Наташе Гомон. Просто так сказал: не для того, чтобы похвалиться, а… пошутил, что ли… Так обязательно смеяться надо.
Ленька откладывает в сторону катушку и шагает к двери.
Но Степка и Дима ловят его за руки, прижимают к стене и начинают щекотать.
Щекотки Ленька боится больше всего на свете,
— Ой… пустите!.. Ой, умру! — кричит он.
Ребята выпускают его, и Степа говорит:
— Ладно. На этот раз мы тебе простим. Но чтоб больше не врал. Ясно?
— Ясно, — отвечает Ленька. — Не буду… Только я и раньше не врал. А так, шутил.
Нет, уходить от ребят не стоит. Они же совсем не злые. Да и сами не хотят отпускать Леньку. А кроме того — письмо!
Все получилось как-то само собой. Недели три назад по деревне прошел слух, что «радисты» затеяли построить радиотелефон. Ленька, сочиняя письмо брату Алесю, известил его об этом важнейшем событии и везде вместо «они строят», написал «мы строим». В ответном письме Алесь, мастер Минского радиозавода, похвалил Леньку за то, что у того, кроме футбола да сбора ягод, появились наконец другие интересы, и просил не стесняться, прямо спрашивать совета, если что-нибудь не сразу получится. В заключение Алесь сообщил, что письмо братишки он прочел вслух в их комсомольском общежитии, и друзья его решили помочь калиновским пионерам советом, а, если понадобится, и материалом.
«Так что, — извещал Алесь, — дело это ты теперь бросить не можешь, оно уже не твое личное, и смотри не опозорь меня перед всем коллективом…»
Ленька в тот же вечер пришел к Степе и, пообещав, что никогда в жизни не станет больше врать, упросил взять его в помощники.
Через три дня в Минск пошло новое письмо. В нем спрашивалось, как рассчитать выходной контур. За этим письмом вскоре последовало еще одно: спасибо за совет, контур рассчитан. В ответе — опять это случилось как-то само собой — вместо «мы» почти везде стояло «я».
Новое письмо из Минска надолго испортило Леньке настроение.
Перемежая технические наставления вопросами о школьных делах, Алесь сообщал, что их комсомольская группа через несколько недель собирается в туристический поход и обязательно заглянет в Ка-линовку, чтобы на месте помочь ребятам. Самыми страшными оказались последние строки:
«Не ослабляй, братишка, напора. Смотри не заставь меня краснеть!»
Подвести Алеся Ленька не мог. Вся деревня давно уже знала, что Алесь — необыкновенный брат. Ленька не раз напоминал товарищам, что нет такого дела, с которым Алесь не смог бы справиться, такой науки, которую он не знал бы в совершенстве, и такого ремесла, где он не был бы выдающимся мастером. И вдруг придет такой человек, да еще не один, а с друзьями и скажет:
«Уберите этого врунишку! Я его братом не считаю. Он меня перед друзьями опозорил!»