Коровы всё ещё мирно паслись на лугу, а между домом и мостками забежали два оленёнка и осторожно потянули носом воздух, а потом уткнулись в траву и увлеклись лакомством. Где-то далеко крикнула чайка – может, над самым морем.
Марта поймала себя на том, что давно стояла и улыбалась, просто так, неизвестно сколько. Мама скоро поправится, и если бабушка хоть капельку подобреет, здесь может быть так прекрасно, что невозможно спать; такая была красота, что в груди кололо. Первый раз Марта почувствовала, что переполнена красотой, этой весной, когда по дороге в школу в парке одновременно зацвели все кусты и запахло совсем по-весеннему. Тогда она всем телом ощутила, как невыносимо прекрасно было вокруг, как никогда – хотя она всю жизнь ездила в школу этой дорогой. Тогда она подумала, что обязательно что-то должно случиться: может быть, эта весенняя красота лопнет или взрыв будет внутри её самой – от нестерпимого счастья. Неужели счастье бывает таким огромным, что ты не понимаешь, как всё вместить?
А теперь, в этот самый момент, наступило летнее счастье.
Через люк в полу донесло запах, такой же, как разносился у них по всей квартире, когда мама пекла папе на день рождения ягодный пирог. От него чердак уже не казался таким чужим, и летняя красота смягчилась: на минутку можно было поверить, что это самый обыкновенный вечер. И что бабушка в кухне пекла пирог внукам.
Красная полоса на горизонте погасла, краски посерели: всё стало просто светлое, тёмное или чёрное. Из кухни слышалась тихая музыка из бабушкиного радио. Марта прокралась к себе на матрас. Она знала, что теперь сможет заснуть.
Пятки заледенели, но скоро они согреются. В окне прямо перед матрасом вставала огромная полная луна, круглая и оранжевая, медленно поднималась всё выше – и наконец ушла в вышину. Теперь её было не видно. Не важно. Марта спала.
Глава 13
Несколько часов спустя, когда луна побелела и взлетела вверх маленьким шариком, а небо готовилось к рассвету, к их берегу из городка тихонько подплыло каноэ. Под ним двоилась серебряная полоска света на спокойной воде, а потом какой-то человек схватился рукой за мостки. Он почти беззвучно вынул весло из воды, подтянулся за ветхую доску и замер. Каноэ покачивалось на ночных волнах, а человек рассматривал дом за деревьями и слушал.
Убедившись, что во всём доме не горит свет и его никто не заметит, человек из каноэ осторожно выбрался на мостки и привязал лодку. Потом в лунном сумраке он пробрался через заросли ветреницы, озираясь на каждом шагу. Он обошёл дом и деревья, достал телефон, вынул его из непромокаемого чехла и что-то записал. Вдруг он вздрогнул: за домом оглушительно загоготали гуси. Он пригнулся, напряжённо всматриваясь в окна. Похоже, гогота никто не услышал. В доме было тихо, и он осторожно вернулся к мосткам. Он отвязал каноэ и, когда бесшумно опустил весло в воду, на луну набежала тёмная туча. Он улыбнулся.
Разведка удалась. Теперь нужно было только представить дело в правильном свете. В следующий раз он приплывёт днём.
День второй
Глава 14
Марта проснулась оттого, что по лицу ей возили чем-то мягким.
– Матс, хватит уже! – пробормотала она.
Чего маленькие дети так рано встают? Марта бы ещё спала и спала, часов до двенадцати запросто.
– А это не я! – ответил Матс. Мягкая тряпочка почти удушила Марту. – Это Шрёдерсон! Он говорит, что пора вставать!
«А я не хочу, – хотелось поныть Марте, – отстаньте все от меня сию секунду!» Тут она вспомнила, где они находятся. А значит, Матса нельзя обижать.
– Ну перестань! – ответила она и отодвинула Шрёдерсона. В окно глядело утреннее солнце, и в косых лучах на чердаке плясали крошечные пылинки. На матрасе за чемоданом никого не было. Значит, Миккель уже встал. Марта зевнула. Вчера вечером она только почистила зубы. Как хорошо, что в этом домике-развалюхе приличная ванная! И нормальный душ!
– Завтрак готов! – сказал Матс. – Тебя бабушка зовёт.
Но Марта всё равно пошла сначала в душ.
В кухне на столе лежал каравай тёмного хлеба, рядом – гигантский нож и много маленьких баночек с вареньем: зелёным, жёлтым, красным, оранжевым.
Ни сыра, ни творога, ни йогурта нет, яиц тоже не было – все яйца они съели вечером. Кроме варенья намазать на хлеб было нечего, не было даже тофу. Негусто.