…К вечеру, как всегда, Ингор проверил запоры на дверях и окнах, словно тюремщик, и собрался было выйти, чтобы, как всегда, улечься у дверей снаружи, как сторожевой пес.
— Если что будет нужно — зовите. И заприте дверь изнутри, — бросил он, как всегда.
— Зачем… надоело, — сказал Аргор, не обращаясь ни к кому.
— Зачем? А ты не думаешь, что я могу прирезать тебя во сне? — прошипел сквозь зубы Ингор. Глаза его горели.
— Ты можешь убить меня хоть сейчас. Что тебе мешает?
— Нет… Ты сейчас этого хочешь, Хэлкар. А я хочу, чтобы ты хотел жить. Тогда я смогу с наслаждением убить тебя. Нет, я буду хранить тебя бережно, как любимое дитя. Я сохраню тебя от всех опасностей. Я заставлю тебя видеть во мне неминуемую месть. Ты будешь бояться меня, будешь… Ты будешь хотеть умереть, но я тебе не позволю. Ты захочешь избавиться от меня, потому что захочешь жить. Но не выйдет, не выйдет…
«Он полубезумен, — подумал нуменорец, глядя в искаженное лицо Ингора. — Он живет лишь ненавистью… Что я сделал ему?»
— Я знаю, что ненавистен всем вам. Но почему ты так ненавидишь меня?
Ингор зло рассмеялся.
— Не знаешь… Конечно, не знаешь, Хэлкар. Не помнишь. А я помню. И ты теперь будешь знать и помнить. Двое старших убиты. Дочь умерла от лихорадки — война не только оружием убивает… Ей пришлось спасаться из города с двухлетним ребенком. Она слишком устала. Умерла. Но это еще не главное. Это на войне сплошь и рядом. У меня есть младший сын. Он был послан к тебе парламентером. Ты не убил его. Но теперь он слепой. Это сделано по твоему приказу. Теперь ты знаешь и уже не забудешь. Никогда не забудешь, потому что я буду рядом!
«Я не помню этого. Хэлкар не может этого помнить… Аргор не забудет. Но должен ли один отвечать за грех другого… Кто скажет…»
Ингор еле справился с собой. Похоже, он действительно был немного безумен. Каждый день видеть палача своего сына было невыносимо, и это постепенно сводило его с ума. Аргор подошел и резко встряхнул его за плечи.
— Возьми себя в руки, если уж решился мстить, — сказал он резко. — Я обещаю, что дам тебе убить себя, когда выполню свой долг. Слышишь?
Телохранитель сбросил руки Аргора с плеч и вышел не оборачиваясь.
«Теперь понятно, почему принц назначил ко мне именно его. Этот не даст меня убить никому…»
День, когда ему впервые довелось говорить с принцем, был тридцать шестым с той злополучной битвы, и Нуменорцы до сих пор еще не осмеливались на решительные действия. О судьбе Хэлкара ходили самые разные слухи, в основном жуткие. А он беседовал с принцем Керниэном, путая то и дело нуменорскую речь с резковатым языком Ханатты. Керниэн ничем не выказывал своего отношения к нуменорцу. Он был спокоен и вежлив, и разговор его был деловым и каким-то будничным. Это успокаивало.
— Я хотел бы знать, Аргор, каково твое мнение о причинах наших поражений. У меня есть мнение на этот счет, но тебе с противоположной стороны было виднее. Говори, я слушаю.
— Ваше войско числом больше нуменорского, и солдаты ваши отважны. Но очень мало я видел воинов хорошо обученных. Скорее, это дикие орды, что бросаются в атаку без всякого порядка и плана. Здесь трудно противостоять силам Нуменора. Но там, где мне приходилось сталкиваться с обученными войсками, отнюдь не всегда я был уверен в победе.
— Какие войска ты называешь обученными правильно? Какие у них знаки?
— Почти всегда это были темно-красные штандарты со змеей. Иногда вместо змеи три языка пламени в кольце или крылатый леопард… Еще было раз черное знамя с башней.
— Так… Я так и думал. Королевские отряды, побережные и центральные области. Хорошо. Продолжай.
Он уже знал кое-что о веровании Ханатты.
Гневное Солнце. Древнейший культ. Старый, полузабытый, а потому казавшийся жутким и таинственным. Может, особой тайны-то и не было, стоило лишь pасспpосить. Hо спрашивать было стpашно. Ведь Гневное Солнце — не то божество, что жалит. Гневное Солнце — солнце в миг затмения, когда pазъяpенное гpехами людей светило обpащает день в ночь, являя втоpую свою ипостась — каpающую. Оттого и чеpны одежды жpецов — в знак вечного покаяния, самоотpечения и мольбы. Hо Гневное Солнце дpевнее всех божеств, и потому лишь жpицы служат ему. И так ведется еще с тех вpемен, когда женщина властвовала над мужчиной.
Аpгоp не очень веpил в то, что такие вpемена были вообще, по кpайней меpе в истоpии Тpех племен. Разве что у низших. Hет, он уже не считал их низшими, но по-пpежнему в душе оставалась снисходительная пpезpительность и насмешка — как у взрослого над тощим юнцом, пытающимся казаться мужчиной.