— Что?
— Ну, должно быть, у них были дети, и их сын стал воином Твердыни… Что было потом?
Майя поднял глаза и ровно проговорил:
— Для Аст Ахэ не было «потом».
Дочь пламени
Нариэль — не имя, конечно, прозвище; но с самого детства никто не называл ее по-иному. Говорят, дед ее, высокородный господин Аэрендил, без памяти влюбился в свою служанку — дошло до того, что он испросил у государя Тар-Атанамира Великого позволения на брак. Супруга его умерла рано, оставив после себя одного сына, унаследовавшего, коли по виду судить, чистую кровь Нуменора. Но кровь Низших возродилась в Алмиэль Рыжеволосой. За эти-то непокорные медно-рыжие волосы ее и прозвали — Увенчанная Огнем.
Государь Тар-Анкалимон, унаследовавший власть по смерти отца, людей с примесью крови Низших не жаловал, а потому семья Нариэль предпочла перебраться в южные колонии — подальше от пресветлых очей короля. В Гондоре потомков смешанных браков было не так мало, да к тому же и сама Нариэль предпочитала не показываться на людях.
Кто ей внушил странные мысли, столь занимавшие ее ныне — неизвестно. Может, правы Мудрые, полагая, что Низшие от рождения расположены к Тьме, а может просто — запретный плод сладок…
С детства была у нее своя тайна. Как-то раз в уголке запущенного сада она наткнулась на странный камень, чем-то напоминающий алтарь; на верхнем сколе угадывался рисунок, вроде девятилучевой звезды. Сюда девочка приходила в лунные ночи и клала на шероховатый камень цветы: они почему-то долго не увядали здесь.
Обычно, повзрослев, люди начинают подсмеиваться над обрядами, которые придумывали в детстве, а то и стыдиться их. Но тут вышло по-другому, и через годы Алмиэль, уже юная девушка, так же, как в детстве, приходила в тенистый уголок сада, долго стояла в молчании перед камнем, а потом так же молча исчезала, оставив на «алтаре» белые цветы.
В остальном она полностью соответствовала своему прозвищу — дерзкая, стремительная, вызывающе красивая непривычной, не-нуменорской красотой. А со временем к прозвищу «Нариэль» добавилось еще одно, шепотком произносившеся за спиной — ведьма.
Неизвестно, откуда к ней пришло знание трав и камней — то, что неведомо было Высшим. Поговаривали, что знается она с дикими племенами, в те времена еще жившими к югу от Эред Нимрайс; что во время долгих и непонятных отлучек наведывается чуть ли не к неприветливому горному народу, живущему неподалеку от одинокой горы с непривычным для слуха Нуменорцев названием — то ли Эрх, то ли Эрек. Могла она словом остановить кровь и наложением рук исцелять раны, заглядывать в прошлое и предсказывать будущее… одним словом, ведьма.
Впрочем, этой славой она скорее гордилась. Ходила неизменно в черном, а из украшений предпочитала обсидиан, рубины и черный агат в оправе из черненого серебра — а то и из черного железа, что вообще не лезло ни в какие ворота, — а на руках носила широкие браслеты из того же железа с осыпью мелких кроваво-красных рубинов, чем-то напоминающие наручники. Почему? — а попробуй-ка, спроси у нее! Посмотрит с насмешкой, по-кошачьи щуря зеленые дерзкие глаза и ответит — мне так нравится. Вот и весь разговор.
К двадцати трем годам странная красота ее вошла в полную силу; на рыжеволосыю ведьму заглядывались многие, но свести более близкое знакомство не торопились.
И вот тут-то случилось то, чего никто не ожидал: сам господин Дамрод, губернатор южной колонии, попросил руки Алмиэль Рыжеволосой.
Ответ был неожиданным: Служение не позволяет.
Служение? Кому?
Создателю Людей.
Илуватару?
Она помрачнела и коснулась кончиками пальцев широкого черного браслета, не ответив ничего.
«Вот я и снова здесь, и снова говорю с тобой, не веря, что ты слышишь меня. Я пришла не молиться, а говорить. Молятся богам; их можно почитать, поклоняться им, восхвалять — и нельзя любить. Потому что они — боги. Но ты не бог, ты — человек. Боги неуязвимы, они не страдают от боли, не истекают кровью — да и есть ли у них кровь? А я видела раны на твоем лице и ожоги на твоих руках. Но люди не бывают крылатыми, они не умеют зажигать звезды — а ты мог это, черная птица моя. Богам можно возносить молитвы, можно служить им — но это не Служение, и я не знаю, верно ли понимаю Служение я сама. Может, хранить память, пытаться понять людей и помочь им — это еще не все? И кто скажет, откуда приходит память того, что было много веков назад? Может, я уже рождалась не раз и прожила не одну жизнь — кто знает, ведь даже Валар неведомы пути Людей. Может быть, знаешь ты — ведь ты скорее человек, чем бог… Но ты не ответишь — не докричаться.