— Прости, Повелитель. Боюсь, я не сумею объяснить.
Лаиэллинн
— Я слышал, ты — мастер лютни?
Вот так — ни стука в дверь, ни приветствия. Нарион неспешно отложил корпус лютни — розовое дерево, редкостная диковинка из южных земель — и обернулся:
— Допустим…
Эт-то еще кто? Светловолосый, ясноглазый, стройный, весь какой-то светящийся…
Эльф? Нечастый гость здесь…
— Ты — Нарион?
— Ну, да…
— Я хотел говорить с тобой.
— Что нового может Элда узнать от Смертного о лютнях? — прищурился мастер.
Эльф весело, заразительно рассмеялся:
— Ты мне нравишься, мастер Нарион! Меня зовут…
По лицу его вдруг скользнула тень, он заколебался, но продолжил:
— …Гэлмор. Я хотел предложить тебе сделать… одну вещь.
— И какую, позволь узнать?
— Я расскажу.
…Он не просто рассказал: Нариону казалось, он слышит эту невероятную музыку. Все его недоверие и насмешливость улетучились куда-то; он еще долго молчал после того, как Гэлмор закончил рассказ.
— И где ты слышал такое? От кого? — жадно допытывался мастер.
— Это было давно. Очень давно.
— Как это выглядело?
Эльф взял лист пергамента и перо.
— Так… и вот так… Четыре струны… Играют — вот этим… похоже на лук, только менее изогнутый…
— Как, ты сказал, это называется?
— Лаиэллинн. Это значит — Песнь, уводящая к звездам.
— Если она звучит так, как ты рассказывал… — глаза Нариона сияли, — я берусь за это! Я сделаю ее, чего бы мне это ни стоило!
Стоило — долгих лет попыток. Выходило вроде похоже — но звук был то резким, крикливым, то каким-то неживым. И мастер в отчаяньи швырял работу в огонь. И тогда Гэлмор снова приходил к нему, и Нарион говорил, отводя глаза:
— Расскажи еще раз. Может, пойму.
Криво улыбался:
— У меня снова не вышло…
Просил:
— Может, для того, чтобы получилось, надо понять того, кто ее сделал. Почему ты не хочешь рассказать мне о нем?
Эльф отмалчивался.
— Слушай, а может, ты ее придумал? И я гонюсь за сказкой?
— Нет.
— А почему ты не пришел к Эльфам? Ведь ваши мастера искуснее…
— Нет, это может сделать только человек. Кроме того, Элдар не нужно новое — они живут прошлым. Послушай, я расскажу тебе снова…
— …Знаешь, Гэлмор, она мне снится. Я вижу ее, касаюсь ее — она теплая, живая… слышу музыку… просыпаюсь — и не могу вспомнить. Во сне я знаю, что и как надо сделать. И все забываю, как только открою глаза…
И вот однажды, зайдя в мастерскую, Гэлмор с порога увидел сияющее лицо Нариона:
— Вот, послушай… кажется, получилось, — он говорил так, словно сам боялся себе поверить.
Нарион провел смычком по струнам — звук был таким чистым и глубоким, что у Эльфа перехватило дыхание от восхищения.
— Я должен научиться играть на ней! Теперь у меня все получится, я знаю! Но скажи — это она? Ведь правда, я не ошибся на этот раз?
Он начал играть на удивление быстро; он весь был охвачен каким-то радостным вдохновением, и лаиэллинн чаще смеялась, чем плакала в его руках. Известие о новом странном инструменте быстро разнеслась по городу, и теперь к Нариону заходили часто — послушать.
А однажды на пороге его дома появилась молодая женщина с медными, отливающими огнем волосами. И Нарион играл, глядя ей в глаза — и застыл в изумлении Гэлмор…
— Как ты ее называешь? — после долгого молчания спросила рыжеволосая.
— Лаиэллинн.
Ее глаза на мгновение вспыхнули:
— Тебе кто-то сказал?
— Что? — не понял Нарион.
— Как ее зовут.
— Да… вот он, — Нарион кивнул на Гэлмора.
Рыжеволосая посмотрела недоуменно — потом ее взгляд стал пристальным и острым:
— Ты — Элда? Я тебя помню. Не видела никогда, но — помню… Как твое имя?
— Гэл…
— Не надо! Я знаю. Гэлмор — так?
Эльф внимательно пригляделся к ней, но ничего не сказал.
— Благодарю, мастер, — рыжеволосая снова обернулась к Нариону. — Благодарю за песню. За то, что помнишь — знаешь — ее имя. Как он называл… А еще называли — ийэнэллинн.
— Что это?
— Боль Звезды, ставшая песней, — она произнесла это медленно, раздельно и отчетливо, глядя теперь на Гэлмора, беззвучно произносившего те же слова.
— Благодарю и тебя, Гэлмор. За то, что ты помнишь его.