— Вот бы нам как-нибудь отправиться в Эндорэ… — мечтательно говорил Алатар, растянувшись в шелковой душистой траве. — Посмотреть бы на это все! А может, и ты бы там вспомнил, кто ты…
— А разве нельзя? — приподнял бровь Палландо.
Алатар тяжко вздохнул:
— Не. Как потопили Андор, так и стало — сюда Элдар доплывают, а отсюда никто ни-ни. Я, правду сказать, пробовал — знал бы ты, чего стоит у Тэлери выпросить хоть какую лодчонку! я даже Феанаро с его ребятами посочувствовал! Да толку… Кажется, что вперед плывешь, прямо, а возвращаешься туда же. Как веревкой привязали.
Палландо не знал, что такое Андор, и только смутно припоминал Феанаро, но спросил только:
— Почему?
— А кто его знает! — досадливо поморщился Алатар; перевернулся на живот, подпер кулаками подбородок: — Говорят, Единый и Изначальные повелели…
Палландо сорвал стебелек, прикусил зубами рассеянно, глядя куда-то мимо друга. На языке была медвяная сладость.
— Знаешь, — сказал тихо, — а там травы горькие…
И настал час, когда Манве, волей Единого Король Мира, призвал Изначальных и Сотворенных на великий совет…
Он один знал, о чем пойдет речь на Совете, и шел без колебаний, зная, что все будет по воле его.
Ты унижался перед ними, ты стоял пред ними на коленях, ты молил их — а они не слышали тебя. Смотри же: ныне я буду говорить запретное; за это казнили тебя, меня же — благословят…
И, быть может, после еще пожалеют об этом.
Но это будет — после.
Он спокоен и уверен; он знает — то, что не удалось Учителю, удастся — ему, Курумо. И никто не в силах будет противостоять ему — ибо не дано им, пребывающим в Валиноре, ведать суть Арты — меня же ты научил этому; и не дано им видеть суть за словами, которые произнесу в лицо им. Я вернусь в Арту, и тогда завершится ученичество мое, и не буду более учеником, но Учителем и Наставником для всех живущих в Эндорэ. Я навсегда покидаю Валинор, покидаю Землю Благословенную — никто не нужен мне здесь, нет мне здесь учителей. Но там я обрету силу быть собой, сознание того, что я — есть; там я стану — Единым.
Четырнадцать тронов в Круге, четырнадцать Изначальных на тронах, и сонм Сотворенных в молчании ждет слова Короля Мира.
И бархатный голос Владыки Сулимо, исполненный печали и отеческой заботы, звучит, проникая в душу:
— Ведомо стало Нам, что вновь пробудилось в Сирых Землях зло. Хотя ниспровергнут был Враг Мира, но, как изречено, ложь Мелькора могущественного и проклятого, Моргота Бауглира, Владыки Ужаса и Ненависти, посеянная им в сердцах эльфов и людей, суть семя дурное, кое не умирает, и невозможно уничтожить его; вновь и вновь дает оно ростки, и до последних дней мира будет приносить всходы недобрые…
Молчание повисает в Круге, не смея шелохнуться, ждут Сотворенные…
— Ныне говорю к вам, о Великие: не должно тем, чьи помыслы и заботы лишь о благе Детей Единого, отвращаться от Сирых Земель в час беды. Но таково веление Единого Всеотца: нет Валар места в Арде, а лишь в Земле Аман, ибо мир сей суть обитель Детей Единого — потому более никто из Изначальных не ступит в Сирые Земли…
— Истину изрек Величайший, — шепотный шелк и бархат слов, и голос почти не слышен — будто и не слова произнесенные, а мысли Изначальных; и сам Король Мира не успевает осознать, что случилось небывалое: Сотворенный перебил Изначального…
Или — не перебивал вовсе?
Или — все и так ясно, потому что было уже изречено слово мудрости, внятное любому, идущее от Всеотца, и изрек его — он, Манве Сулимо?