– Виноват я перед тобой, дружище, а накажут обоих… Вот она, кровушка сытья!
Он оступился, и едва не угодил в клокочущую трясину. На поверхность поднялись жирные, лопающиеся пузыри, воздух наполнился едким запахом аммиака.
– Ты прям как заправский ассенизатор! – не удержался от ядовитого замечания Сипуч.
– Разыщем… – сопел долговязый, боязливо косясь на трясину.
– Проболтается… – пробормотал себе под нос чуня. – Как пить даст, растреплет!
– Что ты сказал?! – пыхтел косой.
– Ты – молодец! – крикнул Сипуч. Он приподнялся на ноги, во рту появился неприятный привкус, словно он лизал кору старого дерева. – Ступай левее, еще левее…
Груздь послушно приближался к опасной трясине.
– Правильно иду?!
– Точно! Я вспомнил. Ты его аккурат возле той коряги выронил.
– Там трясина…
– Не буксуй! – стукнул каблуком Сипуч. – Тень твою топтать! Двигай смело налево, если что подстрахую! Положись на меня, дружище! – он быстро протянул тонкую ветвь. – Если что, вытащу Шагни влево, и опусти руку, он точно там лежит…
Опасливо косясь на густую маслянистую пойму, долговязый дурачок медленно приближался к собственной погибели. Чуня услышал, как часто и быстро, взахлеб колотиться его сердце.
– Еще пару шажков…
– Жаль, что нам за работу не запла… – он не успел закончить фразу, порция метана вырвалась на поверхность. Груздь взмахнул руками, и осел в трясину почти по грудь. Он почему то глупо улыбнулся, и замахал руками как заправская мельница, но провалился еще глубже. В считанные секунды он погружался на дно, и вот, на поверхности осталась только лопоухая голова, грязная до отвращения, и косые глаза, смотрящие в разные стороны, будто в последние мгновения своей жизни, чуня хотел постичь всю мировую картину своим несовершенным разумом.
– Сипуч… – прохрипел он едва слышно. – Сипуч, помоги… – в уголки рта втекала черная вода, он зажмурил глаза, пытаясь впасть в спячку, но не успел. Трясина поглощала свою жертву слишком быстро.
– Чтобы твою шкуру мыши проели… – прошептал Сипуч Багряный, и отвернулся. Некоторое время за спиной бурлила вода, затем все стихло. Чуня обернулся. Мертвая гладь медленно затягивалась зеленой ряской. Над болотами зависла зловещая тишина. Мужчина нагнулся завязать шнурок, и из отворота штанов на землю выпал маленький серый камень. Размером с голубиное яйцо, усыпанный крошечными черными точками. Он приблизил камень к лицу, точки обернулись насекомыми, отдаленно напоминающие муравьев. Они выстроились в цепочку, указывая направление пути. Чуня вдруг ощутил неведомый призыв, будто он знает, куда ему идти и зачем. Он решительно подтянул шнурок, и зашагал по взгорью, в сторону провинции Синих Ромов. С каблуков осыпалась подсыхающая глина, грязные штаны встали колом, Сипуч не обращал на это внимания. Он уверенно шагал вперед. Поднявшись на холм, он прикрыл ладонью глаза от солнца На бледной коже набухали желваки. Все чуни болезненно воспринимают солнечный свет. Чувствительная кожа тотчас покрывается цветущими карбункулами. Помогает обычное мыло, но оно очень дорого стоит. Далеко внизу раздался угрожающий многоголосый вой, бряцанье оружия. Сипуч обернулся. Из зарослей прибрежной осоки, на холм вырвались вооруженные преследователи. Он даже разглядел царя Расстегая в длинной пурпурной мантии, с серебряной короной на плешивой голове, и жирной татуировкой на лбу – кривая свастика, вписанная в алый круг. На развевающихся зеленых стягах горделиво красовались огненно-красные жабы – символ царской власти.
– Слишком много чести для третьего советника Его Величества, Сипуча Багряного! – покачал головой чуня. Однако, для размышлений не было времени. В воздухе просвистела стрела, будто комар запел душным июльским вечером. Острие вонзилось в землю в десятке метров от беглеца. Камень гудел в кулаке, словно пойманный майский жук. Сипуч разжал кулак, точки сместились, указывая на север. Новая стрела заныла, разрывая тягучую воздушную массу, и впилась в корневище дерева. За холмом находились земли графства Синего Рома. Вторжение чуней без выдачи визы рассматривалось как объявление войны. Но похоже, разгневанный Расстегай позабыл о Конвенции, подписанной участниками Вотчины по окончании Третьей войны. Вспыльчивый царь настолько увлекся погоней за советником, что готов был нарушить границу. На верхушке холма уже собирались вооруженные ратники ромов.