Один из ярлов — кажется, его звали Ричард Лионхартен — воскликнул:
— Я хочу ещё!
Забил кулаками по столу, разбрасывая неубранные тарелки. Слуги были встревожены: неуёмные аппетиты Ричарда известны были всем, особенно касаемые новых земель и наследников, но чтобы в такой важный день, и забиться как маленький ребёнок…
Его не стали беспокоить. Принесли единственного оставшегося поросёнка (не разрезанного, целиком) и, увидя радость, облегчённо вздохнули.
Пока остальные гости поглощали медовые орешки, по главной столовой замка прокатился резкий и громкий звук трубы.
— А теперь, — громогласно объявил пирующим вбежавший в зал лакей, юноша двенадцати лет с горевшими глазами. Видно было, что он бежал с эти известием, потому-то его волосы и были взъерошены.
«Акрейтед? Это точно он!»
— Слово нашему уважаемому советнику и волшебнику Лоренсу Мудрому!
С Вия словно сошла маска радости. Его взор потерял какой-либо смысл, тело обмякло.
Вильгельм почернел от злости в лице. Проступили желваки.
Напряжение, забытое всеми после прибытия, быстро нарастало.
В столовую вошла фигура, мягко говоря, необычная. Необычной она была потому, что, по сравнению с пировавшими, её уж точно не назвали бы счастливой и, уж это точно, доброй. Сгорбленный, с проседью в тёмных, как смоль, волосах и в чёрной мантии, Лоренс всем казался странным. Хоть мудрость волшебников и их бескорыстие (а особенно досточтимого старца) всегда подкреплялась делом, к ним всегда относились с пренебрежением. На то было множество причин, и одна из них состояла в том, что почти все чаровники не верили в существование богов. Конечно, попадались исключения, но они как-раз подтверждали правила.
Старик опирался на посох, его взгляд впивался в сидевших дворян. Чуть сгибая ноги, он шаркал по паркету и то и дело ударял посохом. В его глазах читалось презрение, но за маской радости её мало кто смог бы распознать.
Мало кто, но только не Вильгельм и Исидор, хороший друг рыцаря.
Те переглянулись, мысленно переговариваясь.
«Ох, не нравится мне это! Друже, не забывай, у меня секира есть. Если что, я-то его…», — открыто читалось во взгляде дварфа.
«Знаю я, знаю, можешь не переживать», — мысленно вторил ему Вильгельм.
Волшебник, не обратив внимания на рыцаря-храмовника, подошёл к Жиенне Светоносной, сидевшей по правую руку от Вия.
— А ведь она чертовски красива, — нехотя признавал Вильгельм, косым взглядом поглядывая на женщину. Певцы и сказители сложили немало баллад и легенд о секрете вечной молодости Жиенны. Её шелковистое платье плотно облегало стройную фигуру, точно обрисовывая контуры немалых грудей и окружностей ниже пояса. Золотые локоны спадали чуть ли не до плеч. Никто больше двух десятков ей не дал бы, и дело было вовсе не в эликсире бессмертия и вечной молодости: виной всему омолаживающие эльфийские мази и крема.
О последствиях, появлявшихся через некоторое время от такой косметики, барды и сказители прискорбно, или с усмешкой, умалчивали.
Несмотря на то, что траур кончился прошлым днём, служанки одели (по просьбе Жиенны) девушку в тёмное платье, а голову её покрывала вуаль. По правую руку от матери Вия сидели мастер над монетой, глава Святейшей Инквизиции, и делегация опьяневших дварфов клана Разящего Молота, разбушевавшихся не на шутку. Именно с их стороны доносились выкрики и словечки, непристойные в кругу служивого дворянства.
Лоренс, как смог, наклонился, изящно поцеловал кисть руки, а затем, обернувшись к пировавшим крикнул:
— Друзья!
«Похоже, старик начинает сходить с ума, — думали про себя рыцари и гости братства. — Какие же мы ему друзья? Сам зуб на нас точит, а тут такое…»
— Воины! Я рад видеть вас всех здесь, за одним столом! — начал волшебник. Затем обратился к новоявленному магистру ордена. — Позвольте мне, вашему покорному слуге, произнести короткую речь.
— Я разрешаю, — тихо ответил Вий. Его взор вмиг обрёл смысл, мальчик выпрямился на троне, захватив подлокотники.
— Премного благодарен, — обернулся Лоренс. Затем, прокашляв в рукав, продолжил. — Я не буду вас долго мучить своими речами, скажу лишь самое главное. Все мы знаем, почему мы все собрались в этом прекрасном замке. Кто-то по нашему и не только, — волшебник перевёл взгляд на дварфов, — приглашению, кто-то — по зову долга и сердца. Тот знаменательный день, когда воеводы нашего братства сокрушили натиск жалких дикарей с Хребтов Смерти, мы будем помнить ещё долгое время! Но этот вечер — не просто скромное пиршество, но дань нашего уважения погибшим в славном бою в северных землях нашего братства!