Однако надо разобрать все тезисы данного лжеучителя. Первое, что мы можем заметить, это то, что сами адепты лжеучения заведомо говорят о том, чего не знают. Им никогда не открывался Дух Святой, и потому все их слова – это лишь плоды их фантазии, не имеющие никакой объективной ценности. Не думаю, что Богоявление – настолько обыденное явление, чтобы выдумка непросвещенного человека могла дать какую-нибудь полезную для понимания информацию. Никакая наука и начитанность не способны помочь в этом. Поэтому устверждение, что слова псалмопевца – это метафора, являются ни на чем не основанной выдумкой. Вопреки мнению А. Карташева, свт. Иоанн Златоуст говорит: «Так изрекаемое им не было чем-нибудь человеческим, но он начинал возвещать небесное и духовное, не от собственного изобретения, а от божественного действия, то он и выражает это словом: отрыгну. Мы отрыгиваем не тогда, когда хотим, а слова произносим, когда хотим, и произносим их и удерживаем; при отрыгании же не так. Поэтому, желая показать, что изрекаемое им происходит не от человеческого усилия, но от божественного вдохновения, которое возбуждало его, он и назвал пророчество отрыгновением. Как отрыжка зависит от качества кушания, таки в духовном учении: что вкусил пророк, то и отрыгнул».
Если мы перейдем к тому сопоставленнию литературного творчества и богодухновенности, которое выдвигает Карташев, то сможем согласиться, что некоторое сходство есть. Но суть его вовсе не в том, что поэты просто называют плод своего подсознания действием богов. Дело в том, что музы и боги, вдохновляющие поэтов, это не просто метафоры, а реальные духовные сущности, падшие ангелы, которые вдохновляют поддавшихся им людей. Именно так считал свт. Григорий Палама (Триада 1, 1), и, что удивительно, сами поэты подтверждают это. Так, А. Блок написал на полях Добротолюбия напротив описания действия духа уныния: «Без этого духа невозможна поэзия». Да и Платон говорил, что человек, не подпавший одержимости, не сможет стать искусным поэтом. Недаром ведь о достигших такого мастерства людях говорят, что они гениальны, т.е. одержимы гением. Это слово изначально означает духа – покровителя рода. И в том, и в другом случае духовный мир вмешивается в обыденность, но так как вмешательство осуществляют разные духи, то и результат действия их отличен. Да и само вмешательство происходит по-разному. Дух Святой просвещает разум и открывает неведомые тайны, а демон вводит человека в исступление и лишает его разума, превращая в автомат. Недаром для Отцов Церкви было общим местом противопоставление языческих поэтов богодухновенным пророкам (Иустин Философ, Татиан, Тертуллиан, Феофил, Афанасий Великий, Григорий Богослов, Кириллл Александрийский, Иоанн Златоуст, Григорий Палама). Более того, состояние тех, через кого они действует, принципиально отличается. Недаром Отцы так много писали о безнравственности античных философов и поэтов как о доказательстве порочности их учений, а проповедь пророков подкрепляется их прекрасной, чистейшей жизнью. Для действия Духа необходимо чистое сердце, а это было бы совершенно излишним, если бы речь шла просто о передаче через человека некоей информации, дополняющей его заблуждения. Дело в том, что согласно прп. Максиму Исповеднику, сама способность заблуждаться вовсе не соприродна человеку, а есть один из плодов грехопадения. И именно поэтому Утешитель входит только в очищенное сердце, чтобы передать неповрежденной всю полноту истины. Таким образом, мы видим, что неверным оказывается представление, что «человеческое – значит ошибочное».