Действительно, надо заметить, что, кроме внутренней противоречивости позиций критиков, их построения никак не подтверждаются ни текстом (в Ягвистских текстах стоит слово Элохим Быт. 3, 1-5; 33, 5, 11, у Элохиста – Ягве, см. Быт. 21, 33; 22, 11, 14; 28, 17-22), ни, главное, использованием слов Бог и Господь в Септуагинте, которая многими экзегетами считается более точной.
2. Повторяющиеся сюжеты, существующие в Пятикнижии, или взаимно дополняют друг друга (две истории Творения, история Потопа, история Иосифа), или просто выдумка критиков (например, троекратное подтверждение обещания Бога Аврааму (Быт. 17, 17; 18, 12; 21, 6) относится к трем разным событиям, а не к одному, это касается и многих других примеров). Все, скорее, свидетельствует о единстве плана и авторства Торы, чем об обратном.
3. Следующее утверждение, выдвинутое одним из первых против подлинности Торы, и вовсе не выдерживает никакой критики. Вопреки мнению первых «ниспровергателей» Пятикнижия, во времена Моисея письменность не только существовала, но насчитывала уже более чем тысячелетнюю историю. В Египте найдены тексты времен Древнего Царства и даже додинастической эпохи. В Месопотамии клинопись известна со времен Шумера и Аккада. Раскопки Эблы показали, что еще во второй половине III тыс. до Р. Х. письменность была общераспространенным явлением в Сирии (более того, в этих текстах есть упоминания об Евере, Фарре, Аврааме, Нахоре и других патриархах). В том самом месте, где, по преданию, было написано Пятикнижие – на Синайском полуострове, – найдены памятники древнейшего алфавита («протосинайский алфавит»), который был предназначен для записи семитского языка того же времени, что и время Исхода (алфавит датируется первой половиной II тыс. до Р. Х.). Возможно, что изобретателем алфавитного письма является сам Моисей, который был обучен всей премудрости египетской, как об этом говорит древний еврейский историк Евполем (II в. до Р. Х.). От него взяли свой алфавит финикийцы, а от них, в свою очередь, греки, к алфавиту которых восходят все европейские алфавиты.
4. Четвертое возражение против авторства является просто материалистическим утверждением, основанным на уже опровергнутой Тайлоровской теории возникновения религии, на котором построил свою теорию Велльхаузен. Критику этого учения нам приходилось приводить выше, здесь же стоит заметить, что серьезные ученые на Западе давно не принимают в расчет этой идеологии, опровергнутой и антрополагами, и историками. Следы единобожия находят с самых древних времен (например, они есть в табличках Эблы), и вера в существование Единого Творца Вселенной никак не связана с социальной средой или способом хозяйствования. Все подобные версии никоим образом не подтверждаются фактами, являясь примером чистой пропаганды. Вообще, попытка построить схему эволюции религии, не располагая при этом никакими данными, ее подтверждающими, и при этом отвергать все факты, ее отрицающии, – это не самый научный подход.
5. Пятое возражение против подлинности Торы более серьезно. Действительно, в тексте можно найти арамеизмы, но неизвестно, когда они проникли в еврейский язык, ведь сами патриархи жили в Сирии. Более того, часто оказывается, что в результате раскопок мнимые «арамеизмы» оказываются чисто еврейскими словами, так что этот аргумент не имеет силы. Анахронизмы, якобы невозможные для Моисея, на самом деле такими не являются: «земля филистимская» (Исх. 13, 17) вполне могла быть во времена Исхода; Дан при описании битвы царей (Быт. 14, 14; Втор. 34, 1), скорее всего, не город Дан, возникший во времена Судей (Суд. 18, 29), а один из истоков Иордана, который мог носить это название задолго до времен Моисея, тем более что место с этим именем упоминается в текстах Мари и Египта XVIII в. до Р. Х. ; «земля Евреев» (Быт. 40, 15) – вполне точное описание Палестины и потому, что она обещана была евреям, и потому, что здесь подразумевается не вся территория этой страны, «а часть ее, в которой обитали патриархи. Они пребывали наиболее около Хеврона, и кочевали около Сихема». Таким образом, у нас нет неоспоримых свидетельств того, что книги Моисея написаны после его смерти.
6. Моисей не мог говорить о себе в третьем лице, говорить о своих добродетелях (Числ. 12, 3) и писать о своей смерти (Втор. 34), – говорят критики, но и это возражение построено на недоразумении. Дело в том, что сквозь всю Библию красной нитью проходит утверждение, что «Я есмь» может сказать только Сущий, и перед Его Лицом все остальные подобны тени. Наше «я» лишь слабый отблеск Сияющего Яхве. Неудивительно поэтому, что Моисей пишет о себе в третьем лице. Ведь во всех его книгах действующим Лицом является Бог, а Моисей – не более чем Его свидетель. Более того, обращаясь к древним текстам, мы видим, что подобный прием свойствен древней литературе. «Так, например, в своих „Записках о галльской войне“ и „Записках о гражданской войне“ Гай Юлий Цезарь (100-44 до Р. Х.) неизменно говорит о себе в третьем лице, что подчеркивает объективность и искренность изложения. Ранее тот же прием использовал и греческий историк, философ и дидактик Ксенофонт Афинский (430/425-после 335 г. до Р. Х.) в своем самом знаменитом произведении „Анабасис“ (в семи книгах). По мнению Плутарха (ок. 46-после 119 гг. по Р. Х.), Ксенофонт поступил так, в частности, потому что славу в качестве действующего лица описываемых событий ставил выше нежели славу в качестве автора данного сочинения, а также дабы внушить полное доверие к своему повествованию».