88. Итак, император достиг[228] Константинополя. Это было 14 августа. В тот день он не хотел вступить в Константинополь, а остановился в монастыре Космидийском, лежавшем неподалеку от Влахерн. Переночевав здесь, он на следующее утро встал и совершил вступление[229] в Константинополь таким образом. Так как патриарха Арсения не было, то молитвы должен был произнести вслух кто-нибудь из архиереев. Это дело выполнил митрополит Кизика Георгий[230], которого прозывали Кледой. Взойдя на одну из башен, стоявших у золотых ворот, с изображением Богоматери, называвшейся Одигитрией по монастырю, из которого была взята, он вслух всех произнес молитвы. Самодержец, сняв калиптру и преклонив колени, пал ниц, и все бывшие с ним позади него пали на колени. Когда кончена была первая молитва и диакон назнаменовал встать, все, встав, возгласили «Господи помилуй» сто раз. Когда это кончилось, произнесена была архиереем другая молитва. За второй следовало то же, что и за первой, и так далее, пока не кончены были все молитвы. Когда совершено было это священнодействие, тогда более боголепно, чем по-царски, император вошел в золотые ворота: он шел пешком, а впереди него несли икону Богоматери. Дошедши таким образом до самого Студийского монастыря, император сел на коня и отправился в храм Премудрости Божией. Воздав там поклонение Владыке Христу и принеся Ему должное благодарение, удалился в Большой дворец. И было тогда веселье, и великое удовольствие, и несказанная радость всему римскому народу; не было тогда ни одного человека, который бы не скакал от радости и не ликовал, почти не веря, чтобы все это совершилось наяву, — так неожиданно было это событие и так переполняло всех удовольствием. А когда нужно было быть в Константинополе и патриарху[231], по истечении нескольких дней, которые прошли в рассуждениях и совещаниях об этом, император отправился в священный храм — святилище Великой Премудрости, чтобы передать кафедру архипастырю. С императором собрался сюда весь синклит, и знатнейшие из начальников, и все множество народа. Император, держа патриарха за руку, сказал: «Вот престол твой, владыко, которого так долго ты был лишен. Займи же теперь свою кафедру». Так-то император устроил дело в отношении к патриарху.
89. Случилось тогда еще нечто, чего не передать письменно считаю неприличным. Я написал слово на освобождение Константинополя. Целью слова в начале было благодарение Богу за Его благодеяние, благоутробное попечение и заступление, в слово введено было и благодарное обращение к императору. В заключение слова было предложено приглашение императору-отцу сделать участником своей власти и первородного сына — Андроника Палеолога. Это было тайною для многих, и особенно принадлежащих к синклиту, которым и в голову не приходило подобное дело. Занимавшие высшие места из наших, как-то: деспот Иоанн, брат императора, и тесть его севастократор Торникий (кесарь Стратигопул, хотя и был в числе их, но вовсе не хлопотал об этом), — не зная цели и значения этого требования, принуждали императора выслушать это слово, а императору это было чрезвычайно неприятно, потому что солнце склонялось уже к полудню[232] и настало время обеда.