- Что это? - спросила она, садясь на корточки.
- Каждая из этих роз символизирует ученика или выпускника монастыря. Черные - это те из нас, кто уже покинул этот мир, красные - это ныне живущие монахи. Бутоны раскрываются и цветут вместе с нами, показывая, как сильно развились мы, и достигли ли мы своего предела.
- Ах! - Воскликнула восторженная женщина, хлопнув в ладоши. - Покажи-ка мне свою розу, Амит! Я должна знать, вырос ли мой мальчик! Ну же!
Амит пожал плечами и сделал несколько шагов по траве, ступая аккуратно, чтобы не задеть чужие розы.
- Вот моя, - сказал он, указывая на невысокую, но очень красиво цветущую розу, уже полностью раскрывшую свой бутон и издающую сладкий, тонкий аромат.
- Какая красивая. - Улыбнулась она, обняв своего сына, - буду теперь всем рассказывать, что мой сыночек - благоухающая алая роза.
Амит поцеловал маму в щеку, но побоялся сказать ей, что если роза так цветет - это не значит, что её хозяин очень силён. Это лишь значит, что он достиг своего предела и дальше его сила уже никогда не возрастет.
В полуметре от розы Амита стремился к небу ещё один росток: маленький, сантиметром может быть двадцать, с полностью закрытым бутоном: "Если твоя роза сейчас такая, то какой же будет твоя сила, когда она зацветет, Стижиан?"
Через пару часов после лекции, Амфитеа вернулась в корпус, чтобы все-таки поговорить с Тео Ветру. Когда она подошла к кабинету, где он должен был быть, то увидела, что дверь открыта, и решила без стука войти. Она надеялась увидеть там Тео, но вместо этого обнаружила его сына, стоящего на стуле, приподнявшись на цыпочки, и ищущего на полке почти под потолком какую-то книгу.
- Мастера Тео сейчас нет, - сказал Стижиан, едва рука женщины прикоснулась к ручке двери, - и не знаю, во сколько он вернется.
Она открыла дверь, и увидела, как обнаженный по пояс монах спрыгнул со стула, держа в руках небольшую, размером с ладонь, толстую книжку, которой, на вскидку, можно было дать лет триста. - Ах, это вы мать Амита, Амфитеа Лоури? Рад с вами познакомиться, меня зовут Стижиан, я сосед вашего сына, в комнате одной живем.
- Очень приятно, - она протянула ему руку, и он осторожно, чуть ли не двумя пальцами, пожал её.
- Вы что-то хотели? - Стижиан подошел к стоящему у окна столу, заваленному книгами, бумагами, банками с чернилами и тонкими стержнями, и стал на нем что-то искать.
- Вообще, как историк, я хотела поговорить с Тео Ветру, ведь он - легенда среди монахов, видная фигура в истории. Для меня было бы большой честью познакомиться с ним лично. Но поскольку его нет, может вы мне о нем что-нибудь расскажите, Стижиан?
- Я?! - Удивленно спросил он с осчастливленным лицом, выхватив из стопки книг какую-то бумажку. - Как историку, я вам ничего не смогу рассказать о Тео. Он сильный монах, он замечательный учитель, у него есть чувство юмора, и иногда в нем просыпается режим "отца" и он пытается воспитывать нас "настоящими мужиками". Ну, так подшучивает Млинес. - Стижиан улыбнулся и открыл книжку где-то в середине.
- Режим отца... Я запомню эти слова. А разве вам он не приходится отцом? Кажется, вы назвали его папой. - Улыбалась Амфитеа, наблюдая за переходом белого цвета кожи в розоватый, которым покрылся монах.
- Ну да, он усыновил меня, чтобы дать мне хоть какую-то фамилию.
- А у вас её не было? Вы сирота?
- Я не сирота, просто не люблю свою семью и не люблю о ней говорить. - Он медленно проговаривал слова, одновременно читая что-то в книжке и выписывая из неё некоторые строчки.
- Да уж... Ну, не буду вам мешать, я смотрю, вы заняты... Позвольте только спросить - чем?
- Чем? Я пытаюсь составить рецепт пылеотталкивающего зелья. Мне ужас как надоело постоянно протирать пыль в этой коморке. Видите? Тут совсем нет места, а на самом деле эта комната размером с аудиторию, где вы проводили лекцию, только отец всю её завалил книгами по алхимии, которые нельзя хранить в библиотеке. Эта, - он потряс маленькой книжкой, с которой тут же посыпалась пыль, - вообще из оранской библиотеки древних рецептов алхимии. Понятия не имею где отец её взял, но зелья тут восхитительные.
- Не знала, что у сильнейших монахов вроде вас и вашего отца есть столько свободного времени. - Амфитеа так и не закрыла за собой дверь и стояла в проеме, догадываясь, что Амиту будет интересно услышать о чем они говорят.
- Сильнейших? Кто вам сказал это? Мастер Млинес? У неё навязчивая идея, что моим неизвестным отцом мог оказаться именно Тео, и что мы с ним очень сильно похожи. И вообще она любит без причин меня расхваливать.
- Ну может без причин, а может вы и правда станете великим мастером? - Амфитеа уже сделала шаг в сторону выхода.
- В монтерском монастыре нет такого понятия, как "великий мастер". Мы все здесь мастера, и все великие. У нас ценится не сила и мощь монаха, а его личные человеческие качества. Монахи друг другу братья, мы не признаем лжецов, лицемеров, завистников, ведь на них нельзя положиться! А! - Стижиан оторвал взгляд от книжки, - отец скорее всего на кухне! Поищите его там!
- Благодарю вас, Стижиан Ветру. - Она отвесила легкий поклон и закрыла за собой дверь, взглянув на сына, стоявшего у стены напротив. - Не понимаю, почему ты так его не любишь. Он же хороший мальчик...
Два года спустя, ночью, лежа на своей кровати, Амит вспоминал тот приезд матери, и жалел, что не ответил ей тогда:
- Не люблю? Нет... Это не то выражение. Я его ненавижу. - Хотел он тогда процедить сквозь зубы. Но Амит не смог бы объяснить матери, откуда это темное чувство появилось в нем, и тем более, не смог бы признаться самому себе, что это чувство вовсе не было ненавистью - это была простая старая зависть, выращенная в сыром, холодном одиночестве.
То была ночь, и за окном царила непроглядная тьма. Амит очень долго ворочался, ждал, когда все же придет его сосед, но Стижиана не пришел ни в час, ни в два, ни в три. Где-то в половине пятого утра, когда уже начало светать, сосед наконец появился.
Амит тут же проснулся, поскольку Стижиан никогда не умел приходить тихо: он задевал углы, что-нибудь ронял, чаще всего это были ботинки или тяжелая бляха ремня, спотыкался и тихо ругался. К этому Амит уже давно привык. Но той ночью он вошел тихо, как мышка, только вместо мышиного писка слышался скрип половиц, и, судя по всему, он вошел босиком, держа ботинки в руках. Никогда, за все те годы, что они жили в одной келье, Стижиан не проявлял такой заботы ко сну своего соседа.
"Он пьян" - решил Амит и уткнулся носом в подушку, проклиная соседа за то, что им обоим не было суждено выспаться этой ночью. Он был уверен, что Стижиан уже не уснет, ведь за окном лето, а горячо любимый сосед в теплую погоду вставал как раз около пяти утра, но Амит ошибся: Стижиан уронил плащ на пол и рухнул на кровать, уснув где-то в середине полета. Кровать под его весом громко затрещала, выбив из Амита последние надежды на сон. Ему пришлось громко порычать в подушку, встать с постели, минут десять тереть глаза, параллельно с этим чесать затылок и, сидя у окна, ждать восхода.
Солнечные лучи уже очень скоро осветили келью, и тогда Амит, желая кинуть на ненавистного соседа гневный взгляд, увидел кровь. Её было не много - несколько смазанных, тонких, красных линий, ползущих от позвоночника вдоль ребер вниз. Амит привстал с подоконника, и, не выпрямляясь, подошел поближе к постели соседа.
Стижиан беспробудно и нагло дрых точно в таком же положении, в каком свалился пару часов назад. Дышал ровно и улыбался во сне, как и повисший над ним Амит, который запустил руку в свою желтую гриву и покачал головой из стороны в сторону.
- Ну ты даешь... - Прошептал он, шагнув назад, медленно опускаясь на кровать.