— Это еще не все, — заметил Эдельстан, верно поняв ход мыслей Турмода. — На входах и в коридорах расставлены наши воины, так что любые попытки сопротивления в замке будут быстро подавлены. Не советую тебе играть с огнем, Турмод. Как бы тебе самому не оказаться в плену.
Турмод, вне себя от ярости побагровел от гнева, но все же смог сдержаться. Рука его скользнула по рукояти меча, как бы готовясь его выдернуть из ножен и пронзить ненавистного врага, стоящего перед ним, но бессильно опустилась вниз. Эдельстан заметив это, иронически улыбнулся, но ничего не сказал. Его соратники, стоящие сзади него, взялись было за эфесы своих мечей, но Эдельстан лишь слегка обернулся к ним и слегка покачал готовой, запрещая им вмешиваться в конфликт.
— Большой тинг закрыт. Все свободны, — только и смог прошипеть Турмод.
Все стали покидать зал тинга, обсуждая необыкновенные события, произошедшие на нем. И только Эдельстан со своими соратниками вышли из зала с видом победителей — несмотря на то, что на тинге не удалось прийти к какому-либо положительному решению, Турмод на нем фактически проиграл.
В коридорах и у дверей их ожидали воины их свиты. Стоя со скучающим видом, они были настороже, ожидая возможных осложнений, и готовые действовать по первому же знаку. Но видя, что тинг благополучно завершился, они также стали покидать дворец.
Когда Боброк направился к выходу из замка, к нему подошел какой-то варяг из стражи и шепнул:
— Ты Боброк? Меня просили передать тебе письмо. Возьми его.
Боброк почувствовал, что ему в руку сунули какой-то сложенный лист бумаги. Очевидно, это и было письмом. Он положил его в карман и хотел подробнее расспросить о нем варяга, но тот отошел обратно на свой пост и теперь стоял с непроницаемым выражением лица. Очевидно, ему было запрещено на посту разговаривать с кем-либо, и он сильно рисковал, передавая письмо Боброку. Тогда Боброк покинул замок, и только за его пределами развернул лист. В нем содержалось всего одна строка:
«Вечером на улице Каменщиков, харчевня „Три селедки“. Стол справа».
Ни подписи, ни даты в письме не содержалось. Боброк не знал, как отнестись к письму. Это могли быть как друзья, так и расставленная врагами ловушка. Но все же он решил рискнуть.
Когда герцог со своей свитой вернулся домой, Боброк стал собираться в путь. Он снял облачение оруженосца и переоделся в простую одежду горожанина, позволявшую ему не выделяться из толпы. Выйдя из дома, он прошел на правый берег через диковинный мост, по которому одновременно бесконечным потоком проезжали повозки и шли пешеходы; где шла бойкая торговля, разгружали грузы с постоянно подплывающих баркасов и лодок, и углубился в жилые кварталы города. Он прошел по улице, затем свернул в узкий переулок. Перед ним оказалась неприметная харчевня. На ее фасаде виднелась надпись: «Три селедки». Харчевня была весьма небольшой и небогатой на вид, но в ней было много посетителей. Он зашел в нее и прошел к крайнему правому столу.
Перед ним за столом сидел какой-то человек. Боброк узнал его. Это был Торвальд, по прозвищу Варяжко. Торвальд был варягом и когда-то был ярлом Гваура, одного из городов Азенорига. Но много лет тому назад он потерял власть в Гвауре. С двумя кораблями он присоединился к флоту Боброка и участвовал во множестве его походов. В одном из сражений он потерял оба своих корабля, чудом оставшись в живых. Долгое время он продолжал служить Боброку в качестве командира одного из его кораблей, и лишь позже он перешел на службу к королям Росуэна. Долгое время о нем не было ни слуху ни духу, а сейчас он сидел перед ним собственной персоной.
— Приветствую тебя, Боброк, — сказал Варяжко, широко улыбаясь и протягивая ему руку. — Садись же, право, в ногах правды нет.
Боброк сел на один из свободных стульев.
— Угощайся, — пододвинул Торвальд мясной пирог и, как видно, заранее заказанную для Боброка флягу с элем. — Пока не отведаешь всего этого — ты ни о чем не узнаешь.
Боброк не заставил себя просить дважды. Он с утра ничего не ел, и предложенная Торвальдом еда оказалась весьма кстати. Некоторое время Торвальд и Боброк поглощали еду, обсуждая новости и перебрасываясь малозначащими фразами. Наконец, пирог был съеден, а эль выпит. Торвальд отодвинул от себя пустую тарелку и стакан.