В 1919 году по указанию тов. Сталина, который тогда был в Царицыне [10], (был) создан на три станицы продотряд ? 9. От этого отряда я был назначен командиром на хуторах Черемуховском, Мироничевском, Глинищах и Нижней Раковке. Надо было взять на учет весь хлеб на хуторах, потому в городах уже давно был голод, а некоторые казаки, кто зажиточные, спекулировали. Когда ставили на учет, в каждом хуторе брали уполномоченных, чтобы следили по совести. Я брал всегда трех стариков с хутора и весь хлеб ставили (на учет). После оставляли по 1 пуду на каждого едока на месяц, для птицы и скотины - отходы, на посев по 10 пудов на десятину. Остальной вывозили на Раковку для Красной Армии, рабочих и граждан в городах. Делал всё по закону и по совести. Пустили разговор, что Быстров хлеб забирает без денег и без счету. И его нужно убить или пожечь. Пришлось опять взять винтовку с патронами и с собой носить.
Пришло распоряжение из станичного исполкома взять у кого имелось просо 100 пудов под расписку на семена для хутора Широкого. Взяли у Керина Ефима, который хлеб отказался сдавать без денег. Стал ему врагом, отомстил мне в двадцать девятом году.
На хуторах тогда не было соли, керосину, мануфактуры, обуви. Появились мешочники, больше всего из города Царицына. Несут всё, что надо в хуторе. Но меняют на хлеб, а хлеб весь стоит на учете. Казаки стали, у кого лишки были, хлеб хоронить. Чем так отдавать под расписку, лучше обменять. Мешочники тоже трудно разобраться, кто нуждающиеся из трудовых горожан, а кто просто спекулянты. Все разные справки показывают. Пришлось ставить для проверки дозорный отряд.
В 1920 году наступил сильный неурожай хлеба и был большой голод. Для голодающих детей у американской компании АРА купили маис. Надо решать, кому давать. Снова подняли шум. Появились банды Вакулина, Попова и других. Обстановка стала тяжелая, посоветоваться не с кем. На хуторе таких, как я сознательных, было всего 3 человека. Тут Красная Армия как раз стала отходить от Дона на север. Тогда поскакал в станицу Арчединскую посоветоваться, как быть. Там начальников никого нет, а сам председатель Барышников Ефим убежал к Вакулину. Вернулся домой, как раз Красная Армия отходит мимо нашего хутора Черемухового.
Ночью прибёгла ко мне сестра Федосья, которая жила в центре хутора, а я с краю. Говорит, что ночью многие казаки верхами уехали, но не знает куда. Говорит, смотри, как бы тебя не убили. Потом узнал - казаков поднял в банду Вакулина Попов Антон. Брат его был помощником у Вакулина. Я оседлал коня, взял винтовку и шашку, попрощался со своими, сел на коня и поехал в хутор Острог, 20 верст от нашего хутора. Там жили мои двоюродные братья. С горы видел, как Красная Армия отступала. Последним прошел Курляндский полк. Потом стали казаки свою власть устанавливать. Дней через 15 поехал к своим, узнать как там дело у нас. Отец мне говорит: "Наделал ты, сынок, дел. Нам здесь житья нет через тебя. Приезжают казаки, у которых ты хлеб брал, хотят тебя убить. Гоняют жену твою на работу, а она в положении. Сейчас сказали, к нам на хутор приехал станичный атаман". Я говорю: "Завтра пойду к нему". "Он тебя сразу арестует". "Нет, живой я сразу в руки не дамся. Вопервах поговорю".
Снял френч комиссарский, надел свою старую форму, нацепил Георгиевские кресты и медали. По-старому георгиевского кавалера не имели права арестовать и судить судом. Должны указом Государя кресты снять, а после судить. Но в революцию этого уже не придерживались. Потому на всякий случай нацепил шашку.
Зашел к хуторскому атаману Керину Егору узнать, кто у нас станичный атаман. Оказался Каменев, мне хорошо знакомый. Вхожу в дом Кузнецова Ивана, где он остановился. Атаман завтракает.
- Здравствуй, атаман!
- Здравствуй, комиссар! Садись завтракать!
- Спасибо! - говорю, а у каждого на душе по-разному.
- Из чего (зачем) пришел?
- Вот какие дела, - отвечаю, - Тебя выбрали атаманом. Меня выбрали на должность комиссара. При чем тут семья твоя и моя? Ты или я - сами за себя ответить должны. Обижать старого отца или жену по всем правилам незаконно. Они мирные люди!
- Погоди, погоди! - говорит Каменев, - Вопервах скажи, где служишь!
- А где бы ни служил! - отвечаю, - Разговор идет о семье! А я буду служить, где сам решу! Хоть по мобилизации!
- Хорошо! - говорит, - Дам указание хуторскому атаману насчет твоей семьи!
Побыл я дома еще два или три дня - никто не зовёт, не едет, семью не обижают. Но от греха решил уехать. Поехал к другой родне, в хутор Лычак.
Красная Армия скоро начала наступать. А у казаков начался отступ за Дон и объявили полную мобилизацию. Из Барышниковых кто-то сказал командиру, где я нахожусь, и меня тоже мобилизовали. Но в бой не брали. Наверное, опасались. Назначили фуражиром [11] и дали в помощники казака Котельникова, который был из родни Попова Антона, для присмотру. Это чтобы я к красным не удрал. Выдали денег разных мастей. Керенки, "Единая неделимая Россия" (?), казачьи "колокола" (?) на закуп сена и зерна для коней. Не доехав еще до Дона, на хуторе Базки я с другими казаками снова заболел тифом. Постелили в повозку солому и нас троих казаков повезли за Дон на хутор Перелазовский. В (станице) Усть-Медведицкой подводчик купил нам по кружке пресного молока. Но (казак) который лежал в середке не встал. Помер. Оставлять мертвого (в станице) некому. Так и лежали с мертвецом день целый. От него сильно холодно, замерзли. Заехали ночевать в один хутор. Там хозяйка дома варит самогон. Попросил у ней стакан самогонки - думал, выпью для здоровья. Выпил, и загорелось во мне. Выбег на двор, упал лицом прямо в снег и руки запхал тоже. Не помню, как очутился в хате на полу. Видно, хозяйка меня втащила. Следующим днём доехали до обоза второго разряда на хуторе Перелазовском. Нашего мертвого казака сдали какому-то начальству на том хуторе, где я от самогона малость не помер. А тут все хаты полны больными и ранеными. Лежат на соломе на полу все вместе, сверху вши ползают. Врачей нет, никто не лечит, а мертвых выносят в негодный катух [12]. Видел, как свинья грызла мерзлых мертвых казаков.