Пришлось в экстренном порядке объяснять Тсуне, что не все люди желают ему только добра, что нельзя никуда идти с чужими людьми, особенно если те кажутся мальчику странными, что нельзя ничего у них брать и всё в этом духе.
Мой маленький друг сначала долго отнекивался, но вскоре смирился, понимая, что я просто за него дико волнуюсь.
После выписки из больницы Тсуна, не без моего влияния, конечно, начал усиленно заниматься. Я подкидывала ему занятия, развивающие мелкую моторику, время от времени загадывала загадки, которые мальчик пытался решить. Он научился мысленно разговаривать со мной, поэтому я была спокойна, что его никто не будет считать сумасшедшим.
Тсу много времени проводил в подсознании. Мы вместе разучивали стихи, сказки и повести. Скажу честно, память у мальчика значительно улучшилась, как и речевые навыки. Тсунаёши все чаще составлял сложные предложения и мог детально объяснить что-либо. Также малыш начал несложные физические упражнения, которые мне пришлось продвигать хитростью, под предлогом различным подвижных игр. Конечно, в такие моменты было просто необходимо следить за малышом, предупреждать его об опасностях и возможных травмах, но мне это было лишь в радость.
И постепенно, по мере нашего общения, Тсуна все чаще неосознанно называл меня почтительно-ласково «Оне-чан». Я была не против. Маленький Савада давно ощущался мною как младший братишка. Которому я всегда помогу. Которого я всегда поддержу. И с которым буду рядом. Всегда.
Глава 4
«Оне-чан, я так волнуюсь», - испуганно прошептал Тсуна, глядя на свою школу, в которой ему предстояло учиться ближайшие 6 лет.
«Спокойствие, отото. Только спокойствие!» – сказала я, удобно устроившись на траве в подсознании Савады. – «Школа – это далеко не самое плохое, что может случиться с человеком! Поверь, есть вещи намного страшнее…»
Тсунаёши из-за моих слов споткнулся и чуть не упал. Его вовремя подхватила Нана, которая сразу начала причитать: «Тсу-кун, аккуратнее! Мы же не хотим, чтобы ты поранился в такой замечательный день?». Я же нахмурилась. Два с половиной года мы пытались, если не избавить, то приуменьшить неуклюжесть Тсуны и, не скрою, добились в этом определённых успехов. Однако все достижения перекрывало волнение ребёнка.
Просто гадство какое-то! Мальчик панически боится оставаться где-то с незнакомыми людьми. Я была уверена на сто десять процентов, что, если бы его отправили в детский сад, как всех нормальных детей, эта проблема была бы не настолько серьёзной. Однако Емитсу уверял Нану, что не произойдёт ничего страшного, если Тсуна будет дома. В моей прошлой жизни были одноклассники, которые не ходили в детский сад. Слёз и истерик в первом классе от них было больше всего, потому что такой ребёнок привыкнет всегда быть с родителями, а когда приходится на время расставаться, то у малыша непременно начнётся паника.
Как бы я ни старалась понять старика, мне ничего не приходило на ум. Тсуна был не просто ограничен. Я постоянно замечала слежку за семьёй Савада: за Наной… и за Тсунаёши, в особенности. Бедный ребёнок ни на секунду не оставался один: рядом все время "паслись" 2 – 3 человека. И это только те, которых мы замечали. На деле же, я уверена, их было гораздо больше. И причину этой слежки явно знал отец Тсуны. Иначе как объяснить, что, когда Савада-старший соизволял почтить визитом семью, количество следящих резко сокращалось?
Хотя приезды Емитсу были отдельной темой: если он приехал на три дня, то два с половиной из них он ест, пьёт и спит. В такие моменты пользы от него меньше, чем от домашнего животного. Тсуна сильно обижается на него за это и старается свести контакты с отцом к минимуму. Я же в проблему "отцов и детей" старалась не вмешиваться. Совесть не позволяла мне настраивать Тсуну против родителя, но и поддерживать Емитсу я попросту не могла. Было в нем нечто такое, что настораживало... пугало. Тсуну в свои подозрения я, само собой, не посвящала. Во-первых, не хочу усугублять его отношения с отцом, и без того напряжённые. А, во-вторых, у меня не было никаких доказательств. А без них Емитсу просто остаётся темной лошадкой. Глаз с него спускать не буду, но вмешиваться пока не стану.
Тем более, что пока есть дела поважнее.
Тсуна с важным видом стоял на первой в своей жизни линейке и внимательно слушал директора. Тот рассказывал об общественных мероприятиях на этот год, благодарил родителей новичков за то, что «выбрали именно нашу школу», и все в таком духе. Все практически так же, как и у нас, в СССР, где я выросла. Правда, огромным плюсом было то, что руководство школы ни словом не обмолвилось про «звёзд» школы. Ни грамот, ни восхвалений достижений учеников. Это было странно, но здорово. Все довольны, и никто не чувствует себя глупым или ущемлённым.